— Милиция? — раздалось за дверью. — Срочно выезжайте в театр, у нас опять ЧП. Грабитель забрался в здание театра! Дверь ломает, срочно приезжайте!
— Да пусти меня! — билась всем телом в дверь Клава. — Пусти, гад!
— Все, позвонил, — отозвался дежурный. — Чего орешь? Ты вообще кто?
— Овчаренко я, Клавдия Овчаренко… Пожалуйста, открой!
— Заслуженная артистка?
— Да! Да! Пусти меня, скотина! Я боюсь! Я тебя, гада…
Он приоткрыл дверь, чтобы убедиться в правдивости слов невесть откуда взявшейся женщины, называющей себя Овчаренко. Но Клава навалилась на дверь, приложив все силы, и вломилась в комнатку дежурных. Показывая в неопределенном направлении, проговорила хрипло:
— Галеев… там… Я его… а он никак… Никак он! Слышишь? Никак!
И грохнулась в обморок.
Степа встал раньше Яны, сделал легкую гимнастику. Обычно он еще и бегает вокруг дома, не столько о здоровье печется, сколько форму держит. Да и нравится по утрам пробежка, утренний воздух. Но сегодня он проснулся немного позже обычного и на бег уже не было времени. Он приготовил кофе, бутерброды и, подсев на постель, тихонько позвал:
— Яна…
Она повернулась на другой бок и с головой укрылась одеялом. Степа пощекотал ее пятку, Яна дернулась и проворчала:
— Я сплю.
— Тебе в институт, — напомнил Степа, стаскивая с девушки одеяло.
— Первую лекцию пропущу, — уцепилась она за одеяло.
— Не пропустишь. Мне не нужна жена недоучка. Поднимайся, завтрак готов. Или тебе в постель кофе подать?
Тут Яна окончательно проснулась, села, глядя на Степу округлившимися глазами, подозрительно спросила:
— Степочка, что случилось? Ты приготовил завтрак? Ай как интересно… Ну, давай кофе в постель, давай.
Он поднес ей чашку на блюдце. Яна сделала глоток, затем снова уставилась на Степу с изумлением:
— И сахар положил…
— Мало? Я добавлю.
— Нет, нормально. Просто у меня с сегодняшнего дня диета, сахара нельзя… но ради такого случая я отменю диету. А обед ты тоже приготовишь? И ужин? Я все съем.
— Ну, ты, мать, даешь! — хмыкнул Степа, поражаясь женскому коварству. Ни на йоту нельзя послабления давать. — Сегодня я тебе сделал подарок, а подарок потому так и называется, что он редкость. Так что на ужин не рассчитывай, если ты не приготовишь, его никто не приготовит. А теперь подъем!
Степа подхватил Яну на руки и понес в душ.
Не успел Степан переступить порог УВД, как дежурный окликнул:
— Заречный! К Куликовскому на ковер.
— В честь чего это? — удивился Степа и поторопился в кабинет зам. начальника.
Давно не требовал к себе Кулик, с весны, а прошло ни много ни мало пять месяцев. Неужто опять случилось сверхъестественное событие? Вот некстати!
Войдя в кабинет, моментально оценил, что Кулик не в духе. Его грузное тело ссутулилось над столом, был он хмур, разговаривая по телефону, указал Степе на стул глазами, не поздоровавшись. Да, явно что-то случилось, иначе Куликовский хоть на миг, но оторвался бы от телефона, обычно он бывает вежливым. Положив трубку на аппарат, Семен Сергеевич выжидающе уставился на Степана, словно пришел тот по собственной инициативе, затем, набрав воздуха полную грудь, начал:
— Все. Достали меня крупно.
И замолчал. Как будто Степа сам должен догадаться, кто да чем его достал!
— Вчера моя соседка, — все же продолжил Куликовский, — шла поздно вечером домой через территорию металлургического завода. Ты же знаешь, в обход идти долго, да оно и через завод путь не близкий! — вспылил, потому что Степа не догадался о чем речь. — Ну вот. На нее напали бомжи. Где-то кантуются под трубами, там же тепло. Ну сумочку отобрали — полбеды, хорошо еще, не надругались над женщиной! А она, прямо скажу, интересная внешне. И вот результат: соседка с сердечным приступом попала в больницу. И это не единичный случай.
— Извините, — вступил в диалог Степа, — а я чем могу помочь?
— Степан, прошу тебя как человека. Сделай так, чтоб ни одного бомжа там никогда больше не было. С начальством твоим я только что договорился, бери в помощь кого хочешь, но чтоб их на территории завода… ты понял.
— Семен Сергеевич, — недовольно протянул Степа, — ну что это за дело — с бомжами воевать? Снарядите туда наряд милиции…
— Ты как разговариваешь? — елейно сказал Куликовский. Он обожает ставить на место неслухов тихо и мягко. Но это только начало. А далее обычно следует отборный мат. — Это приказ, а приказ, как известно, не обсуждается. И потом, наряды милиции там были не раз, но бомжатник не находили. Так, хватали отдельных индивидуумов, а они все равно живут на территории завода и совершают разбойные нападения. Мало того, не так давно там был обнаружен убитый, тоже бомж, охрана завода организовала рейд. И что ты думаешь? Бомжей как корова языком слизывает. Придумай что-нибудь, Степан, ты ж у нас с головой, но чтоб духу их там не было. Ступай. Ну что еще?
— Я хотел спросить, вы не знаете, к кому попадет дело по театру. Я вчера был на спектакле, двое артистов…
— Трое, — поправил Куликовский.
— Двое! Я там был…
— … мед-пиво пил, знаю. Трое, Степа, трое. Микулин едва вернулся из театра, как снова его группе достался вызов и туда же. Актер Галеев выпил с заслуженной артисткой Овчаренко водки, когда в театре уже никого не было, и… Она жива, а он в морге.
— Ну и ну! — вытянулось лицо у Степы. — Так кто будет вести следствие?
— А тебе зачем?
— Да так… — замялся Степа. Но от Кулика лучше ничего не скрывать, он либо догадается, либо ему доложат. — Я бы помог следствию… немножко. Вчера кое-что пришло на ум…
— Степан! — строго прикрикнул Куликовский. — Ты это брось!
— Что именно?
— В следственные органы потянуло? Брось, брось. Ты неплохой опер, можно сказать, хороший опер, вот и занимайся сыском. Это нужное дело, ответственное.
— Угу, поэтому вы вместо сыска приказываете разогнать бомжей?
— Так надо же еще найти их месторасположение, — лукаво улыбнулся Куликовский. — А это под силу лишь оперативнику. Не кисни, не кисни. Здесь работа творческая, можно сказать, а в следствии рутинная, одни бумажки составляют. Разве это интересно? Сам подумай. Даю тебе на все про все… недели хватит? Думаю, за неделю управишься. Помоги, Степа, гражданам города, это твой долг. А мы всегда отметим заслуги.
Ох и язвительно же прозвучало про долг! Степа поднялся, негодуя внутри на злодейку судьбу в образе Куликовского, подсунувшего бомжей, и пошел к двери.