— Ну… вел с ними… разъяснительную работу, давил на совесть… конечно, пригрозил, что… в случае нападений на граждан им всем придется отвечать… И что тогда разбираться не будут, кто участвовал в нападении, а кто не… участвовал… Сказал, что лучше покинуть территорию завода, тогда у них не возникнет проблем. Я неправильно действовал?
Прокурор скрестил на груди руки, закинул ногу на ногу и с повышенным вниманием слушал сказку про агитку бомжей. Не верил. Ну и хрен с ним. Трупа не найдут, потому что его нет, Степе бояться нечего. Просто противно, что серьезный мужик верит каким-то ханурикам, а не ему.
— Да нет, ты все правильно делал, — сказал прокурор после длинной паузы, во время которой сверлил Степу взглядом. — Ладно, иди, Заречный. Постой. Ты понимаешь, что будет, когда найдут труп? Мы же проведем, обязаны провести расследование.
— Проводите, — сказал Степа беспечно. — Только трупа нет.
— Ты уверен?
— А то!
— Иди. Волгина, останьтесь, — приказал прокурор, когда Оксана вздумала без разрешения покинуть кабинет вместе со Степой.
В коридоре его окликнул Куликовский:
— Заречный!
Поравнявшись с ним, Куликовский вполголоса, сжимая кулаки, сквозь зубы проговорил:
— Ну, Заречный… я на тебя понадеялся, а ты бомжа грохнул? (Степа открыл было рот, чтобы оправдаться, да куда там!) Молчать, каналья! Где труп?
Семен Сергеевич едва не задохнулся от негодования. Степа выпалил:
— Как я могу сказать, где труп, если его нет? Не убивать же мне, чтобы угодить всем?..
— Кому — всем?! — зверел все больше Куликовский, но перейти на открытый крик, как у себя в управе, не рискнул. — Прокурор слов на ветер не бросает, следствие будет. Ту же Волгину назначит, а она дотошная баба, найдет! Она театральное дело разгребла за неделю! А мента ей раз плюнуть…
— Ну и пусть ищут, раз им делать нечего, — заявил Степа.
— Ладно, — процедил Куликовский. — Ступай. Стой. Что у тебя с Волгиной?
— Преступная связь, — нашелся Степа.
— Ходок, мать твою! Ну, смотри, Заречный…
Но, видимо, у Куликовского иссяк запас угроз, он вышел из здания прокуратуры, за ним Степан и быстренько смылся от греха подальше. Семен Сергеевич подозвал Луценко.
— Костя, я все знаю, где труп?
— Какой труп? — испугался Константин.
Натурально вытаращенным глазам Куликовский не поверил, только бросил:
— Иди, с тобой хочет прокурор поговорить.
— А че я такое натворил? — еще больше округлились глаза у Кости.
— Да не ты, а Заречный, — сказал Семен Сергеевич, однако Луценко ничего не понял, хлопал глазами и все. — Иди, иди.
А сам пошел прямиком в машину. Сел в машину к Толику, тот повез его в управу. Куликовский не сводил глаз с затылка Толика, намереваясь задать сакраментальный вопрос внезапно. Только сформулировать поточней надо, ведь наверняка эти три бандита в сговоре. Подъехав к управе, Семен Сергеевич, выходя из машины, вдруг обернулся к Толику и с ничего не выражающей интонацией сказал:
— Передай Заречному, чтобы труп спрятал понадежней.
— Чей труп?
— Ну, Заречный ведь одного бомжа в расход пустил… случайно получилось…
— А что, правда? А когда? — испугался Толик.
— А то ты не знаешь! — взбеленился Куликовский. — Ты разве не с ним был все это время?
— С ним, — кивнул Толик. — Только не помню такого, чтоб он в расход… Да не было такого! Клянусь любимой тещей, женой и детьми! Ой, Семен Сергеевич, я же новые слова подготовил. «Кашалот» — овсянка на аукционе. «Лизоблюд» — неделю не жравший. Нравится?
— Очень, — проскрипел Куликовский и зашагал в управу, думая про себя: «Кажется, трупа действительно нет. А если есть? Ну, Заречный, я тебя тогда… своими руками…»
А Толик тихонько проговорил ему в спину:
— «Беспредел» — космос!
И зарулил во двор управы, напевая. У него было хорошее настроение.
Вечером Степа, Яна и Оксана прогуливались по центральной улице. Он подробно рассказал Волгиной, откуда появилось злосчастное письмо. Она хохотала, не останавливаясь, а в заключение призналась:
— Ну, Степан, даже я в состоянии шока была. Ты почему не предупредил, что нельзя говорить о твоем участии в театральном деле? Я чуть не сдала тебя.
— Ой, не говори, сам чуть не умер на месте, когда ты влетела в кабинет. Куликовский высчитал бы из зарплаты бабки за бензин, а так — достает теперь завод, мол, верните затраченные средства. Хотя, может, и догадался, но вот увидишь, он выторгует новую машину. В этом смысле ему выгоднее думать так, как преподнесено.
— А прокурор в гневе, пообещал, что выведет тебя на чистую воду.
— Труп искать будет? — ухмыльнулся Степа. — Долго же ему придется искать, а труп… вон он, навстречу идет.
Действительно, к ним приближался Костя с красивой девушкой. Поравнявшись, Луценко попросил Степу отойти на минуточку. Сиял он при этом, как солнечный диск.
— Чего надо? — спросил Степа, когда отошли.
— Я анализы сдал! — радостно сообщил Костя. — Ни того, ни другого у меня нет!
— В смысле? — не понял Степа.
— Ну… — и Костя опасливо оглянулся на дам, затем заговорщицки прошептал: — Венерических болезней нет. Сегодня результат получил.
— А я тебе что говорил?!
— Знаешь, Заречный, — нахмурился Костя, — ты тогда так убедил меня, что потом обратные убеждения не того… не сработали. Да! Бабки мне вернули. Только две штуки. Остальные позже вернут. Говорят, я дал взаймы. А когда — не помню.
— Пьяный был до невменяемости, вот и не помнишь.
— Ага. Ну, я пошел.
Костя удалялся, что-то рассказывая девушке, наверное, подвигами хвастал, а Степа вернулся к дамам:
— Девчонки, зарулим в бар, а? Выпьем шампанского? К тому же согреемся, а то я что-то промерз.
— Я за! — подхватила Оксана. — Такое дело стоит обмыть. И не в бар, а в ресторан двинем. Только угощаю я. Не спорь, Степа, не спорь! Ты, можно сказать, сделал из меня героя дня. Лавры-то мне достались, я просто купаюсь в славе, чувствую себя артисткой.
— Да ладно преувеличивать, — подмигнул он.
У ресторана на ступеньках сидела нищенка. Она как раз подсчитала подаяния, сунула мелочь в карман и протянула руку к прохожим. Степа по привычке окинул ее взглядом, откладывая в памяти приметы. И вдруг его поразила рука — холеная рука, не знающая физического труда, чистенькие ноготки. У бомжей и нищих людей таких рук не бывает. Степа присмотрелся, а нищенка подозрительно опустила голову, явно пряча лицо с темными очками. Зачем ей солнцезащитные очки, темно ведь? Или она слепая? Но что-то знакомое в ней показалось…