– Ну-ну? – крутя в руках ключи и не запирая дверь, поторопил Гуров Волкова.
– Еременко навещал вдову генерала Козинцева. Полагаю, что неоднократно.
– Так. – Лев помедлил и вернулся в кабинет. – Значит, двое погибших, двое служивших в одном месте, двое номинально виновных в несчастьях третьего. И один навещает вдову второго, пока его самого не убили?
– Козинцев, по всем данным, действительно умер от рака, – напомнил Волков.
– Это я помню, – ответил Гуров. – Это я фигурально выражаюсь, Пал Палыч. Если бы не смерть в онкологии, то неизвестно, как бы все сложилось у генерала. Хорошо, ты что-то уже предпринимал?
– Нет, только получил информацию от окружения вдовы и сразу вам позвонил.
– Уверен в надежности информатора?
– Да. Дело в том, что в разговоре с моим информатором вдова сама дважды упоминала полковника Еременко и сожалела, что он давно не заходил.
– Хорошо, Пал Палыч. Давай с тобой поступим следующим образом. У тебя под рукой есть лист бумаги и ручка? Отлично. Пиши, кого тебе надо срочно вызвать к себе. Отдельно пиши список тех, кого вызывать не надо, с кем мы сами будем встречаться и беседовать. Значит, так…
Список получился большой – двенадцать человек. Подполковник Волков писал, прижимая к уху трубку телефона, и удивлялся тому, что полковник Гуров помнит имена и фамилии всех потенциальных свидетелей, видимо, не прибегая к старым записям. Вот что значит настоящий профессионал-сыскарь.
В течение остатка дня удалось опросить соседей Еременко, с кем он поддерживал приятельские отношения, сослуживцев, с которыми он когда-то ездил на пикники, на шашлыки и на другие загородные мероприятия. Две подруги его жены, его личный водитель, ландшафтный дизайнер, следивший за территорией его загородного дома. Даже мастер в салоне красоты, у которого Еременко постоянно стригся вот уже на протяжении трех лет. Все были опрошены под тем или иным предлогом. Никто о контактах погибшего полковника с семьей генерала Козинцева ничего не знал. Ни разговоров, ни упоминаний. Никто не опознал по фото Рубича. Никто, кроме водителя…
– И последнее. – Гуров уже заканчивал допрос водителя, невысокого парня с заметной проплешиной на темени. – Вам знакомо лицо вот этого человека?
Они сидели в его кабинете, куда Лев, позвонив в гараж, попросил подняться водителя. Парня звали Герберт, чего он явно стеснялся и просил, чтобы его звали просто Гера. Сейчас он смотрел на фотографию без всякого выражения. Гуров уже приготовился в очередной раз вздохнуть, развести руками, извиниться и отпустить свидетеля. День прошел неудачно. Столько опрошенных, такая зацепка, такая перспектива, и на тебе. Только косвенные сведения о знакомстве и поддерживаемых отношениях. Идти и прямо спрашивать вдову про Еременко? Придется и это сделать, но не сейчас.
– Да, – неожиданно сказал Гера, – знаю. Точнее, не знаю, а видел. Он с Владиславом Николаевичем разговаривал как-то.
– И ты запомнил его в лицо? С одного раза?
– Его велел запомнить Еременко. Ну, это уже потом, когда они поговорили. У него выражение лица странное. Вроде молодой мужчина, а по взгляду – старик стариком. Неприятные такие глаза. И еще, он улыбался, а глаза нет. Я стоял тогда у тротуара, в смысле, машина стояла, а я в ней сидел и видел, как Владислав Николаевич из подъезда вышел, а этот вроде как случайно с ним столкнулся. Они отошли в сторону и проговорили минут пятнадцать, наверное.
– Это было возле дома Еременко?
– Да, он утром выходил, а я его ждал.
– А как разговор протекал? Вспомни, Гера. Раздраженно или они, наоборот, обрадовались этой встрече?
– Не знаю, как описать. Если подумать, то… наверное, Еременко этого человека сначала не узнал, а тот ему что-то стал втолковывать. Еременко заинтересовался, и они отошли в сторону, чтобы не торчать посреди тротуара. Я еще удивился, чего они в машину не сядут? Потом Еременко покивал головой, и они разошлись.
– А о чем Еременко тебя предупреждал?
– Видел, говорит, этого человека? Вот запомни и старайся делать так, чтобы я с ним больше не встречался. Я, конечно, попытался выяснить, а в чем, мол, дело. Но Еременко только отмахнулся и велел ехать быстрее.
– Ладно. Теперь последний вопрос, а когда это было?
Гера почесал голову, нахмурился, нашел взглядом на стене календарь и стал что-то вычислять. Наконец соотнес свои расчеты с фактами и выложил Гурову, что встреча эта произошла где-то месяц назад. И для убедительности привел доказательства.
Гуров слушал и не верил своим ушам. Месяц назад Рубич был уже в Москве и вовсю общался со своими жертвами. С кем-то из них. И только через три недели он принял решение и осуществил убийство Еременко? Нет, не так, начал убивать виновников своей судьбы, Шамина, Еременко, прислал угрозу, но не осуществил убийство генерала Волжанова. С Волжановым понятно, его стали охранять. А вот почему Рубич не тронул Загладина?
Гуров отпустил Геру. Когда через пару часов вернулся Крячко и с досадой доложил, что при опросе его части свидетелей ничего узнать не удалось, Гуров показал ему исчерканный листок бумаги.
– Это что? – хмуро осведомился Станислав. – Схема карточных долгов? Покером балуешься?
– Это, Стас, схема моих рассуждений. Связь Рубича с некоторыми людьми, соотнесение его желания отомстить кое-кому из них и логического обоснования их виновности и невиновности. Смотри, это круг людей, которые имели отношение к той операции, в результате которой Рубич пропал. Из всей группы только Шамина можно с достаточной степенью логики обвинить в том, что он бросил Рубича. И еще одного человека, который отдал приказ все бросать и отступать.
– Хм, но все остальные только передавали этот приказ, и никто его не инициировал. Он ведь пришел из Москвы. А часть этих людей вообще не имели отношения даже к передаче приказа. Они, так сказать, присутствовали при его передаче.
– Правильно, Стас. Или Рубич ни хрена ничего не знает и напропалую всех обвиняет и пытается всех перестрелять, или прекрасно разобрался в той ситуации и делает вид, что готов стрелять всех, но… Но он упорно делает вид, что винит всех, особенно тех, кто не виноват, и очень старательно обходит того, кто передал этот приказ из Москвы.
– Он мог так и не узнать, что приказ срочно и любой ценой прекратить операцию передал Козинцев. Мы так и не поняли с тобой, Лев Иванович, а кто же приказал это сделать самому генералу, но и это неважно. Рубич мог не получить той информации, которую получили мы с тобой, у него просто не было такой возможности.
– Тут ты, Стас, прав, у Рубича нет такой возможности сейчас в Москве. Но мы не знаем, откуда и с какой информацией он сюда заявился. Получается, что он или ничего толком не знает, или знает все, но почему-то стреляет не тех, кого надо, а тех, кого на самом деле стоит обвинить, не замечает. Только вот Еременко, последний убитый им человек, поддерживал контакты с семьей Козинцева и после смерти генерала. Вот что нарисовано в моей схеме, Стас. И жи-ирный вопрос! А почему Рубич не убил Загладина?