— Как вас зовут? — осведомилась я, на ощупь раскрывая первую страницу и не отрывая пристального взгляда от ее бледного лица.
— Татьяна, — чуть слышно откликнулась она.
Татьяна? Жену Викентия тоже зовут Татьяна!
Я опустила глаза и увидела, что место, где я собиралась оставить автограф, уже занято. Озадаченно прочитала надпись, сделанную карандашом: «Мне очень нужно с вами поговорить. Жду в кафе напротив», черкнула «обязательно приду» и отдала ей книгу. Вне всяких сомнений, это она! Сбежавшая жена Сирина! Взглядом проследив, как рыжая гривка мелькает в толпе, двигаясь к выходу из зала, я принялась подписывать быстро и кратко, не спрашивая имен и не обращая внимания на недовольный ропот обделенных. Покончив с автографами, поднялась с кресла и, отмахиваясь от докучливых поклонников, устремилась к выходу. Усевшись в авто, я для отвода глаз объехала вокруг магазина и, запарковав машину на стоянке соседнего гастронома, быстрым шагом пошла к кафе. Татьяна сидела за дальним столиком и задумчиво курила над чашкой кофе. Я опустилась на стул напротив и, подозвав официантку, заказала себе капучино.
— Здесь подают очень вкусные тирамису, — улыбнулась женщина, но в глазах у нее таилась глубокая печаль.
Меня так и подмывало спросить, куда она делась из квартиры отца, но, понимая, что Элла Греф не может об этом знать, я подавила в зародыше снедавшее меня любопытство и приветливо осведомилась:
— Что вы хотели мне рассказать?
— Элла, я догадывалась, что вы близки с Максиком, и давно хотела к вам обратиться за помощью. Но, пока я раздумывала, Мерцалова не стало. Теперь только вы можете мне помочь.
— Сделаю все, что смогу, — подбодрила я Татьяну улыбкой.
Она затушила окурок в пепельнице и задумчиво посмотрела на меня.
— Чтобы было понятно, я начну с самого начала. Вы располагаете временем?
— Не беспокойтесь, Таня, я никуда не тороплюсь.
Моя собеседница закурила новую сигарету и, низко опустив голову, стала рассказывать.
— Я вышла замуж за хирурга Сирина, спасшего меня от прогрессировавшей болезни. Вышла не по любви, а из чувства благодарности. Викентий только недавно вернулся из горячей точки и был диковат и груб. Все тело его было в ужасных шрамах и следах от пуль, а в глазах иногда проскакивало такое, что становилось страшно находиться рядом. Но он меня любил, это несомненно. Викентий сказал, что я вернула его к жизни, и привел в коммунальную квартиру, где прошло его детство. Там было жутковато, но я быстро привыкла. Викентий много работал, и я почти его не видела. Родила сына, Алешу. Муж обожал мальчика, но все равно дома бывал крайне редко. Зато с соседом Максимом Мерцаловым я проводила очень много времени. И случилось то, чего не могло не произойти. Мы с Максиком завели роман. Муж ни о чем не догадывался, он продолжал дружить с Мерцаловым и любить нас с сынишкой. Но нам с любимым хотелось вырваться на волю, быть вместе все время, а не только ласкать друг друга урывками. И Максик придумал план. Я с Алешей еду к морю первая, а через несколько дней к нам присоединяется Максик. Мы селимся в одном доме и живем, как настоящая семья. Наша затея удалась. Муж ничего не заподозрил, с чистой душой отпустив меня на море, и мне казалось, что на Земле нет женщины счастливее, чем я. Однажды утром мы пришли на пляж, расположились у самой воды, и я вдруг заметила, что забыла панамку для Леши. Макс вызвался присмотреть за малышом, а я побежала в дом. Когда вернулась, увидела, что Максик спит, накрывшись газетой, а Лешеньки нигде нет. Я металась по берегу, звала сыночка, а проснувшийся Макс меня успокаивал, говорил, что никуда он не денется, найдется. А потом мне сказали, что на дальнем пляже в воде нашли захлебнувшегося мальчика и увезли в больницу. Я кинулась в больницу — Мерцалов отказался со мной ехать, опасаясь огласки наших отношений. В отделении я узнала, что мой сыночек умер, и попросила людей позвонить Викентию. Сирин прилетел буквально через пару часов и увез Лешеньку. С тех пор я не знаю, где тело моего мальчика.
Меня точно окатили ледяным душем.
— И что, Мерцалов так и не сказал ничего Сирину? — потрясенно выдохнула я, забыв про кофе. — Он что, молчал все это время?
— Вы мне не верите? — грустно усмехнулась Татьяна.
Женщина пристроила очередной окурок в переполненную пепельницу, достала из сумки бумажный пакет из фотоателье и высыпала на стол фотографии.
— Мерцалов так и не признался? — онемевшими губами повторила я, рассматривая снимки Черноморского побережья, на котором резвились мой счастливый отец и юная, коротко стриженная брюнетка Таня с пухлым очаровательным малышом.
— Максик остался на юге и вернулся в Питер только к осени. После смерти сына муж сделался совершенно невменяемым. Он уволился из отделения хирургии Военно-медицинской академии и поступил патологоанатомом в обычную клинику. Викентий винил во всем меня, у меня язык не поворачивался рассказать, как было дело. Он так ничего и не узнал о нас с Максом. Но самое ужасное, что у меня нет даже могилки сына, куда я могу прийти и поплакать, каясь в своем грехе. Я просила Максима помочь, он обещал уговорить мужа рассказать мне, где похоронен Алеша, но так ничего и не сделал. Когда Мерцалов умер, я предприняла попытку пробраться в свою бывшую квартиру и забрать урну с останками.
Я вскинула на нее вопросительный взгляд, и Татьяна пояснила:
— Я отчего-то уверена, что муж кремировал Алешу и хранит у себя в спальне урну с прахом. Он человек довольно странный. Это вполне в его духе.
Как же, урну! Как ты, бедная, ошибаешься! Я отвернулась к окну, чтобы ничем не выдать своей осведомленности.
— У меня был ключ от черного хода, который давно считался потерянным. И я свободно прошла в квартиру. Я была уверена, что Сирина нет дома.
— Почему вы так решили?
— Знала, и все. Я проникла в квартиру. Но там наткнулась на дочь Максика. Я, честно говоря, понятия не имела о ее существовании, и для меня это стало неприятным сюрпризом. Пришлось поспешно уходить тем же путем, что и пришла. Представляю, как она, бедняжка, перепугалась!
Татьяна невесело усмехнулась и искоса посмотрела на меня.
— Я знаю, что муж дружил с Мерцаловым, и, если вы, Элла, придете к нему и все расскажете, показав эти снимки, Викентий не простит, но хотя бы поймет. Может, он даст мне похоронить Алешеньку? Я знаю, мне нет прощения, но похоронить сына я все же имею право.
Татьяна отодвинула нетронутый кофе и поднялась из-за стола.
— Элла, спасибо вам, что, по крайней мере, выслушали! — с обидой в голосе проговорила она, приняв мою растерянность за безразличие. — Вот мой номер телефона. Если будут новости, прошу вас, позвоните!
— Обязательно постараюсь вам помочь, — запоздало проговорила я, глядя в удаляющуюся спину женщины. На столе так и осталась лежать стопка фотографий, на которую Таня положила визитку с координатами.
Я хотела как можно скорее встать и уехать, чтобы посмотреть отцу в глаза и спросить, как такое могло получиться, но ноги не слушались. Усилием воли я заставила себя дотянуться до фотографий и сунуть их в сумку. Нагнулась за упавшей на пол визиткой, с трудом справляясь с дурнотой, а когда выпрямилась, то увидела, что напротив сидит жгучая брюнетка и рассматривает меня в упор. От нее повеяло чем-то неприятным, напоминающим мускус, и мне сделалось совсем нехорошо. Я сунула визитку в карман жакета и, чтобы перебить странный запах не то духов, не то ванильного ликера, придвинула к себе чашку капучино и сделала большой глоток.