– Чем же провинились эти люди, что пришлось их так наказать? – тихо спросил он скорее самого себя.
Юноша стоял немного поодаль от могил и смотрел, как крестьяне вместе молились за своих близких.
Ульрих Райхарт рядом с ним безразлично пожал плечами:
– Они связались не с тем феодалом.
– Но у них не было выбора… – Матис покачал головой, не сводя глаз с оборванцев у могил; некоторые бросали в ответ злобные взгляды. – Им нельзя покидать своих наделов, таков закон! Даже если им захочется пожениться с кем-то из другого селения, приходится сначала испросить разрешения у феодала. Даже помирают под его надзором!
– И все же дела их не так плохи, как у тех, – проворчал Райхарт и кивнул в сторону выжженных развалин.
На крепостных зубцах были выставлены головы Вертингена и его солдат. Вымазанные смолой, они еще долго будут служить устрашением для других, пока вороны не склюют их все без остатка.
– Так уж устроен мир, – продолжал Ульрих. – Крестьяне пашут, священники молятся за спасение душ, а рыцари воюют друг с другом. Всегда так было.
– Но оставаться так не должно. Крестьяне тоже могут воевать.
Старый орудийщик рассмеялся:
– Только при отце такого не говори! Он до сих пор рыцарей считает посланниками небес. Ну да, может, он и сам скоро перед…
Он осекся, заметив, как онемело лицо у Матиса.
– Прости, – сказал он и прокашлялся. – Я не хотел…
– Все в порядке. Эй, стойте! Не так быстро!
Матис резко развернулся и поспешил на помощь солдатам, которые нагружали повозки и готовились к отъезду. Забинтованная нога еще болела, но орудийщик не обращал на это внимания. С мрачным видом он взялся за одну из веревок, с помощью которых ландскнехты поднимали на телегу разбитую Толстушку Хедвиг. Даже в таком виде это произведение искусства стоило приличных денег.
Матис старался не думать ни о чем, кроме работы. Вот уже несколько дней он не вспоминал о больном отце. Теперь же его вдруг охватил невыразимый страх, что старик мог в это время умереть, не благословив сына на прощание. Неужели и он, подобно этим крестьянам, будет скорбно и беспомощно подбирать слова, которые все равно останутся неуслышанными?.. Тяжелый труд, возня с упрямыми волами – все это немного его отвлекло.
– Упрямая скотина! Хуже моей дочери!
Это Филипп фон Эрфенштайн в ярости вцепился в рога волу, запряженному в первую повозку. Правая рука его была перевязана, и сам он немного хромал. Но в схватке с животным позабыл обо всем, чем заслужил сердитый взгляд отца Тристана, который всего пару часов назад осматривал рыцаря. Покачав головой, монах подошел к Матису, воскликнув:
– Рана в любое время может воспалиться, и он потерял много крови! Не моя вина, если наместник вдруг помрет от гангрены.
– Он и перед этим как следует выругается.
Матис улыбнулся. Действительно, не верилось, что еще вчера Филипп фон Эрфенштайн дрался в смертельном поединке. Старый рыцарь был в прекрасном расположении духа – кровавая дуэль, несмотря на ранения, словно пробудила в нем новые жизненные силы. Убитые, казалось, нисколько его не беспокоили. Матис решил, что во время сражений наместник видел куда больше трупов.
Прошло еще два часа, прежде чем погрузили всю добычу и орудия. Солдаты взяли в деревне еще две повозки и нагрузили их сундуками, сукном, снопами пшеницы и мебелью. В конце концов Матис устроился на облучке последней телеги, между тем как Шарфенек с Эрфенштайном возглавляли колонну верхом на лошадях. Прогремел приказ, и обоз, нагруженный добычей и осадной техникой, пришел наконец в движение.
Матис заметил, что многие из ландскнехтов и выживших крестьян теперь смотрели на него с уважением. Пробив брешь в стене, он и в остальное время не сидел сложа руки и стал в глазах окружающих кем-то вроде фельдфебеля. Люди слушались его приказов и больше не смеялись над его новой должностью.
Вскоре болотистые участки долины остались позади, и повозки выкатили на поросшую травой дорогу. Матис устало вытер пот со лба. Когда впереди показались первые селения Анвайлера, перевалило уже далеко за полдень.
– Знатно же мы потрудились, – проговорил стражник Гюнтер, когда они, изможденные, устроили короткий привал. – После этого штурма и резни, думаю, мы заслужили кружечку-другую. Особенно ты, Матис, – он подмигнул юному оружейнику. – Ну так что? Ты с нами?
Парень растерянно взглянул на стражника:
– О чем это ты?
– Сегодня вечером мы собираемся в Анвайлер. – Гюнтер ухмыльнулся: – Граф освободил на ночь почти всех своих людей, чтобы они промотали награбленное. Ну и мы с Ульрихом и Эберхартом тоже решили избавиться от крейцера-другого. Трактирщики в Анвайлере открывают в честь праздника большую бочку вина, ворота обещают не запирать до поздней ночи. Может, и шлюхи придут! Как ты на это смотришь?
Матис улыбнулся и развел руками:
– Ты забыл, что меня разыскивает наместник Гесслер. К тому же Агнес…
– Ах, эта Агнес! – грубо перебил его Гюнтер. – Хоть раз забудь про свою Агнес и подумай о себе. Ты оглянись вокруг!
Он показал на крестьян и ландскнехтов, которые расселись рядом с ними и затянули похабную песню о бесславной кончине Черного Ганса. Имя Матиса в ней тоже фигурировало.
– Ты для них что-то вроде героя, – продолжал распинаться Гюнтер. – Хоть раз позволь себе повеселиться! Потом можешь и дальше сидеть в своей мастерской, пока на воздух не взлетишь… Вечно ты ходишь чернее тучи. Тебе и впрямь не помешает немного развеяться.
Матис рассмеялся:
– Может, ты и прав. Но вот Гесслеру вряд ли придется по вкусу, что я развлекаюсь в его городе.
– Серьезно? Ты и в самом деле думаешь, что Гесслер осмелится взять да и схватить героя Рамбурга?
Гюнтер достал серебряную бутылочку – вероятно, трофей из захваченной крепости – и сделал щедрый глоток.
– Да эти люди тебя из ада вызволят и рогатому накостыляют, если понадобится, – продолжил он заплетающимся языком. – Да тебя никто и не узнает во всей этой суматохе. – он благосклонно сунул ему под нос бутылочку, из горлышка которой тянуло крепким спиртным. – Ну так что? Ты с нами?
– Ну… хорошо, – ответил Матис, еще снедаемый сомнениями. – Я с вами. – Тут он предупредительно вскинул руку: – Только никаких шлюх, договорились? Это мое условие.
Гюнтер оскалился и вложил бутылочку ему в руку:
– Никаких шлюх, договорились. Если хлебнешь этого, тебе все равно с ними ничего не светит. Через час выдвигаемся.
Матис сделал большой глоток и почувствовал, как алкоголь огнем растекается по желудку. Юноша сразу почувствовал себя немного лучше. Он был героем – хотя бы на эти несколько дней.
А всякий герой заслуживает отдыха.
А неподалеку, над крышами Анвайлера, пролетал голубь с крошечным свитком шелковой бумаги, доставшимся ему от предшественников. Он проделал долгий путь в эти края, запертый в темных ящиках и тряских повозках. Пришло время возвращаться домой, где его ждали корм и теплое гнездо.