– Почему меня? Ельцина еще не арестовали. Я не согласен.
– Шакал ты, блядь, Славка. – Поморщился Максюта: – Только что тут соловьем заливался, а теперь в кусты.
– Да, я рисковать не хочу. Сам становись мэром, если такой смелый.
– О чем вы, мужики?! Какой на хер мэр? Городом будет руководить комитет партии во главе с товарищем Телкиным. А вместо Постникова он сам назначит нового начальника горисполкома, – урезонил спорящих полковник Курдюк: – Подзабыли, как Советская власть работает…
Темной августовской ночью одна тысяча девятьсот девяносто первого года в Глухове собаки не лаяли. Затаились и люди, но не спали, а сидели у телевизоров. Никогда не проявлявшие особого интереса к классической музыке, в том числе и к Чайковскому, жители провинциального города, затаив дыхание, смотрели балетную постановку Большого театра «Лебединое озеро». Действие на сцене их не занимало, они ждали новых сообщений о ходе переворота. Иногда танцы маленьких лебедей прерывались, и путчисты обращались к населению.
Смотрели балет и бандиты кащеевского кооператива. Они сидели в кафе Какманду и сегодня не напивались. Смена режима могла коснуться и их. Торчали у телевизора даже те, кому полагалось нести охрану. Поэтому никто не заметил, как дверь кащеевского коттеджа открылась, и из нее выглянула Мака. Она осмотрелась, вернулась назад, через некоторое время выглянула снова и вытянула из дверей тело мужчины. Хрупкая женщина обладала недюжинной силой. Она волокла здорового мужика в дальний конец территории к гаражам автосервиса, ни разу не остановившись. Руки и ноги Маки дрожали от напряжения, но она не сдавалась. Труднее всего пришлось у забора. Она пропихнула тело под нижнюю железную планку, но голова в щель не проходила. Мака перебралась через забор и дернула труп за ноги. Голова продолжала оставаться на территории. Тело давно окаменело, и справиться с ним девушке оказалось не под силу. Тогда она шмыгнула в кусты, где давеча припрятала лопату, подкопала глину под головой трупа и, наконец, вытянула его к оврагу. Яму вырыла заранее. Теперь оставалось только сбросить в нее тело и засыпать землей… Но сил уже не осталось. Мака присела рядом и, восстанавливая дыхание, спокойно рассматривала мертвого Кащеева. Грозный бандит превратился в жалкую мумию серовато-голубого оттенка. «Ролликс» с его запястья она не сняла, хотя часы и были дорогие. Оставила себе на память только его перстень. Этим перстнем Геннадий очень гордился. Перстень был массивный, отлитый из червонного золота высокой пробы, и его украшал черный бриллиант. Снять с окаменевшего пальца перстень Мака не смогла. Она отрубила бывшему любовнику палец. Кащеев так и лежал на краю ямы с обрубком на левой руке. Отдышавшись, Мака сбросила труп. Она не только зарыла мертвеца, но и заложила дерном место захоронения. Теперь, кроме нее, никто не знал, где лежит ее бывший любовник.
Не давая себе передышки, прибежала в коттедж, быстро приняла душ, натянула джинсы, набросила на плечи кожаную куртку и отправилась в Какманду. Подойдя к столику, где сидели самовольно покинувшие пост охранники, прошипела:
– Придурки, почему никого нет на территории!? Все расскажу Кащееву.
Угроза подействовала. Проследив, как шестеро парней покинули кафе, она потребовала у барменшы Светы стакан коньяка, залпом выпила и приказала Пятаку готовить машину.
– Куда ехать? – спросил тот.
– В Москву.
– Там же заваруха…
– Вот и защитим демократию. Тебе что, козел, на нары очень хочется?
Пятак на нары не хотел, но и на демократию ему было глубоко наплевать, Однако отказать хозяйке не решился.
Они подползали медленно и зловеще, как сама смерть. Хотелось бежать без оглядки, забиться в какую-нибудь щель и лежать в ней, закрыв глаза, пока все не закончится.
– Ну и пусть, – прошептал Тихон. Он был бледен, губы плотно сжаты, но стоял как все. Мэр города Глухова готовился умереть за Свободу и Демократию. За несколько секунд Постников мысленно прокрутил свою жизнь – детдом, институт, работа в промышленном отделе райкома партии и, наконец, кресло городского головы, где он так мало успел сделать. Неужели конец?
Они стояли, взявшись за руки. Их было много, десятки тысяч российских граждан, а на них шли танки. Скрежет гусениц по асфальту, гарь из выхлопных труб, дрожь земли от непомерной тяжести бронированных машин убийства. Их и создавали, чтобы убивать. Каждый танк может расстрелять, раздавить, размазать по асфальту тысячи жизней. Чего им бояться? Безоружных парней, девушек, женщин, стариков?
За несколько метров до толпы танки остановились, и остановилось время. Десятки тысяч сердец отсчитывали удары, которые вполне могли стать последними. Сколько они так стояли, теперь уже не скажет никто. Тогда казалось – вечность. Потом произошло чудо. Из плотной людской цепи вышла девушка. Она медленно, но решительно шагала к танку. За несколько метров от бронированного монстра остановилась, скинула блузку, обнажив маленькие торчащие грудки, и помахала блузкой перед амбразурой танка.
Голенев смотрел на девушку вместе со всеми. Он уже хотел броситься вперед, чтобы оттащить безрассудную красотку, но узнал Маку. Перед танком стояла подруга убитого им бандита Кащеева.
Толпа, затаив дыхание, следила за отважной девой. Ее тонкая полуобнаженная фигурка рядом с огромной стальной махиной выглядела беззащитной тростинкой. Но она победила. На башне танка открылся люк, и появилась голова в шлеме. Затем танкист стянул шлем и помахал им девушке. Мака стрелой взлетела на броню и чмокнула танкиста в губы. Им захлопали. Танкист обнял Маку за плечи и надел ей на голову свой шлем.
– Знаешь, кто эта девица? – Спросил Голенев у Постникова. Тот не знал: – Это приятельница Кащеева, глуховского бандита.
– Она же, так сказать, герой. Я потрясен ее поступ… – Договорить Постникову не дали. Кто-то крикнул «ура». Через секунду «ура» кричали тысячи глоток, затем бросились к танку, подхватили Маку с танкистом, и начали качать на руках. Остальные танки попятились, развернулись, прикрыв своей броней безоружную толпу, и заглушили двигатели. По живой цепи начали скандировать: «Ельцин! Ельцин!»
Голенев и Постников заорали вместе со всеми:
– Ельцин!
И он вышел.
Ульянов-Ленин поднимал большевиков, забравшись на броневик. Борис Ельцин низвергал большевиков с брони танка. С того самого, который остановила Мака.
В России появился свой БЕЛЫЙ ДОМ и, по словам Бориса Николаевича, «столько свободы, сколько каждый сможет себе взять». Его слушали, затаив дыхание. Голеневу нравился новый лидер. Ельцин был крепок, мужественен, и ему хотелось верить.
– Ничего козлик. – Услышал он за спиной женский голос. Обернулся и увидел Маку в шлеме танкиста.
– Ты?
– Я.
– Не испугалась? Они могли стрелять…
– Я же подруга бандита. Он при мне часто стрелял. Я привыкла.
Тихон с воодушевлением пожал девушке руку: