Иллюзия разлетелась вдрызг и вдребезги серебристыми брызгами. «Это была тоже галлюцинация», — к Артему вновь вернулась способность рассуждать здраво. Но надолго ли он освободил свое сознание от проклятого газа… или чего-то другого, что превращает тебя в сумасшедшего, вызывает удушье, заставляет не просто верить в иллюзии, а чувствовать их…
Артем с разбегу ударился о стену и сполз по ней. Сознание он не потерял. Но кажется, разбил себе нос, что, впрочем, сейчас было неважно. Сейчас важно подняться…
Поднимаясь, Артем провел рукой по шершавой стене.
Стоп! Что это? Не может быть…
Могло. Было. Есть! Артем щупал и щупал, не веря своим пальцам. Но если это не наваждение, то на стене была прочерчена стрела. Да! На стене стрела. Значит, он движется в правильную сторону. Неважно, сколько еще идти, ощупывая тьму перед собой, спотыкаясь, падая, ударяясь. Он дойдет. Теперь он дойдет, пусть все глюки мира навалятся на него скопом.
А это… впереди… Он отказывался верить глазам, но впереди показалось пятнышко света. Свет не пробивался сверху, он пробивался снизу. Кораблем на маяк Артем пошел на этот свет. Он не замечал препятствий — хотя уже можно было кое-что разглядеть — он просто продирался сквозь эти препятствия…
Теперь Артем не просто шел — найденным на полу камнем он чертил на стенах и колоннах стрелы для тех, кто придет сюда потом.
Выход оказался заваленным снаружи камнями. Артем принялся расшвыривать камни. Если бы среди камней оказались неподъемные валуны, он сдвинул бы и их — так ему казалось в тот момент.
Он вырвался из пещер. Над головой простерлось ночное звездное небо. И воздух! Пусть он хоть трижды тридцать раз будет разреженным, этот воздух, но в нем нет — нет! — дурмана. Артем просто физически ощущал, как с каждым жадным глотком горный воздух выдувает из легких забившую их мерзостную пещерную дрянь.
На подкашивающихся ногах Артем отошел подальше от входа в пещеру. Увидев что-то похожее на нишу, он забился в нее. Закрыл глаза. Он заслужил право на короткий сон. Он заслужил право какое-то время ничего не видеть и ни о чем не думать…
Поступай согласно законам природы, щадя при этом законы общественные.
Главная заповель синтоизма
Он вернулся в монастырь ранним утром. Он двинулся в обратный путь, когда небо на востоке только стало светлеть. Рассвет застал его на той самой деревянной видовой площадке, с которой он смотрел закат над страной Ямато. Теперь он — так распорядился случай — смотрел отсюда же на рассвет.
Во рту еще держался гадкий кисловатый привкус — память о пещере, пропитанной непонятной природы испарениями, чей химический состав совершенно не тянуло выяснять. Да и сделать это было невозможно. И хотя Артем прополоскал рот, подставив его под капель, до конца привкус извести не удалось.
Здесь, на этой площадке с видом на рассвет Артем отчетливо ощутил, как что-то вызревает в нем — сильно и напористо. Артем не мог еще свести свои мысли и ощущения в последней точке. Когда сведет, все станет понятно и предельно ясно до самого конца. Но Артем чувствовал, что этот последний штрих обязательно будет нанесен. Так или иначе…
…Ручей, протекающий по дну воронки, все так же крутил молитвенный барабан. Неустанное вращение колеса, на лопастях которого были вырезаны молитвы, безостановочно обращало внимание Неба к Земле.
Найти вход в пещеры, ведущие от воронки к храму, никакого труда не составляло, а вот в самих пещерах Артем немного поплутал. Однако все ж таки это был не лабиринт, и наконец он вышел куда надо — к задернутому пологом проему. Откинув полог, попал в храмовый коридор.
Коридор был пуст, фонари в нем не горели, и стояла полнейшая тишина. Артема несколько удивила именно тишина, потому что монахи всегда поднимались с рассветом и многие из них сразу же направлялись в храм.
Артем прошел коридор до конца, свернул за угол, подошел к проему в храмовый зал, заглянул…
Потом он вступил в зал, чувствуя, что двигается на деревянных ногах. Хотя он все еще продолжал надеяться, что вблизи все окажется не тем, чем представлялось издали. Но надежды не сбылись.
Похожий на Такеши Китано настоятель лежал на помосте перед бронзовым Буддой с перерезанным горлом. А на ступенях помоста лежал Поводырь. Его разрубленный надвое посох валялся рядом. Поводырь был убит точным ударом в сердце.
— Что же здесь произошло… — прошептал Артем.
«Нобунага? Свои же расправились за то, что дали приют гайдзину? Монахи в красном, которых привел Нобунага?» Гадать было бесполезно. Ответ можно было найти лишь за пределами храма.
Артем вышел на улицу. Никаких надежд на хорошее он не питал. Но все оказалось даже намного хуже, чем он мог предположить.
Артем обессиленно опустился на храмовые ступени.
Сильно воняло горелым деревом, к этому запаху примешивался другой, намного хуже — сладковатый запашок паленой человеческой плоти. Чернели обугленные остовы сгоревших хижин, в которых обитали монахи, поднимались тонкие дымки над сгоревшими трапезной и кухней. В той стороне, где находился домик настоятеля, тоже можно было различить змеящиеся вверх струйки дыма.
Повсюду лежали убитые монахи. Причем как монахи в желтых одеждах, так и монахи в красных — те, кого привел Нобунага. А вот воинов Нобунага нигде не было видно — ни живых, ни мертвых…
Артем не успел ни испугаться, ни удивиться.
Человек одновременно быстро и плавно отделился от дерева, растущего неподалеку от храма, вышел из-под навеса ветвей и поднял голову. Артем сразу узнал его. Это был Тибетец.
Опустив голову, монах направился к храму. Он держал руки на виду — сцепленными в замок на животе. Вряд ли при нем есть оружие. Зачем оружие человеку, который знает все точки человеческого тела? Ему достаточно всего лишь несильно ткнуть в нужную точку.
Но Артем не испытывал ни страха, ни волнения. Если предстоит биться насмерть — значит, так тому и быть.
Тибетец остановился перед первой ступенью храмового крыльца, подниматься не стал. Он поднял голову. В его глазах стояла страшная тоска и боль.
— Когда я вернулся, здесь все уже было кончено, — первым заговорил Тибетец.
— Кто это сделал? — спросил Артем.
— Нобунага, — ответил монах. — Когда я вернулся, он уже покинул монастырь. Он обыскал обитель, не нашел тебя и ушел.
— Странно, что он не оставил своих людей. Он ведь мог предположить, что меня могли спрятать где-нибудь в горах и рано или поздно я покину укрытие.
— Так и было. Он оставил двух самураев. Они лежат возле Ступы. Можешь сходить и посмотреть на них.
— Ты их убил?
— Сперва они попытались убить меня. А до этого они убили брата Ёсико, который вернулся прежде меня.