Смешно смотреть, во что превратились пушистые наши лисички, красавцы наши голубые.
Линяют: шерсть подтерлась, побурела, пожелтела, свалялась вся в комья. Грязные ходят. Стыд и срам.
Парочками ходят сейчас: самец и самка. Каждая пара выбирает себе участок, где будет выводить детенышей.
Лучшие участки берутся с бою. Дерутся не только самцы с самцами, а и самки с самками – только шерсть летит.
Уже начали норы устраивать. Кто старую подновляет, кто новую роет.
Ничего живут ваньки, в порядке.
Погода как раз простояла тихая, снежных вьюг не было. Весь остров мы с Андрианом объехали в шесть дней.
* * *
Сегодня утром вышел на берег. Что такое? Вся лайда [41] завалена дохлой рыбой. И странные рыбины: круглые и надутые, как футбольный мяч, на груди присоска, как резиновое блюдечко: присасывается к плоским камням.
Зовут рыбу эту здесь – мяконькая. Сейчас она стадами приходит к нашим берегам метать икру. Вымечет, обессилеет, и ее выхлестывает буруном на песок. Другая рыба как-нибудь справилась бы, ушла бы назад в море, а эта нет: наглотается воздуху – ее и вспучит. Выпустить воздух она не может – и дохнет.
Иду по лайде, дивлюсь невиданной рыбе. В некоторых местах как возами ее навалено. И тут ваньки. Со всего острова собрались пировать.
А бурун ходит здоровый.
Вдруг мелькнуло что-то темное. Я успел заметить: голова. Здоровенная, круглая, как бочонок, звериная башка.
Она исчезла, мелькнула широкая серобурая спина, ушла под воду, опять показалась. Похоже было, что там ныряет здоровый бычина.
Я живо скинул с плеча ружье. Тут я никогда не расстаюсь со своей сильной американской винтовкой саведж.
Я принялся корчиться и приседать; мычать и реветь, как бык. Если бы кто-нибудь увидел меня в эту минуту, наверно, подумал бы, что я с ума сошел.
Зверь вынырнул близко от берега и сразу заметил меня. Он выставил из воды только голову и уставился на меня круглыми подслеповатыми глазами. Наверное, он услышал мое мычанье и принял меня за своего родственника.
Зевать нельзя было: в один миг он мог скрыться и вынырнуть очень далеко.
Я быстро прицелился ему позади глаза и выстрелил.
Чудовище исчезло мгновенно. Вода взбурлила над ним и порозовела.
Попал!
До селения было недалеко. Я побежал за алеутами. Общими силами мы с трудом нащупали зверя баграми, накинули петлю из поводка и выволокли из воды.
Этого морского зверя называют сивучом. Он похож на тюленя и на моржа. Мой – старый самец, секач – вытянул 640 килограммов – 40 пудов. Это еще не самый большой: бывают в 50 пудов и больше.
Последние дни сивучи часто показываются близ острова. Они преследуют мяконькую и подвигаются за ней вдоль берегов.
Алеуты бьют их из винтовок на мясо, из кожи делают подошвы, а из кишок – камлеек – непромокаемые рубашки.
Сейчас получено радио: 10 апреля к нам вышел пароход из Владивостока.
Писать больше некогда: к приходу парохода надо составить отчет за весь минувший год.
27 апреля – 2 мая
Остров Беринга
Скоро и апрелю конец, а у нас все зима, глубокий снег. Но тише вьюги и штормы, тише гудит океан.
Починили и спустили на воду катер, единственное наше моторное суденышко.
Парохода еще нет.
Каждый день океан выбрасывает на берег возы мяконькой. Но сивучей стало меньше: они уходят от нас на запад, к берегам Камчатки. Там их лежбище, там они будут выводить детенышей.
Ваньки бродят по лайде, поедают выброшенную рыбу. Удивительно, до чего они осмелели: нисколько не боятся людей. Лежит себе прямо на дороге и ждет, чтобы человек его обошел. Шугнешь его – он нехотя поднимется, отойдет несколько шагов и опять ляжет.
Точно знают, что время не промысловое и трогать их нельзя.
В начале мая в норах у них закопошатся первые щенята.
Вот и май.
На лайдах уже другая рыба, не мяконькая, а мойва: мелкая, длиной до 18 сантиметров, из лососевых.
Рабочие, алеуты и алеутки, человек десять, перебрались из Никольского в летнее село Саранное, в глубь страны.
Из большого озера Сарайного вытекает в океан речка. Скоро из океана пойдет по ней в озеро метать икру нерка. У нас ее зовут красной рыбой. Видом, величиной и вкусом она походит на кету и семгу. Только мясо у нее красней – как кумач. Алеуты готовятся к ловле ее, перегораживают речку Саранную каменным забором.
10 мая у северной оконечности острова замечены первые морские котики.
Как в далеком Ленинграде ждут прилета первого грача, так мы на острове Беринга ждем котиков. Они зимуют на юге за тысячи километров от нас и своим появлением возвещают начало весны.
Первыми прибыли старики самцы – секачи. Им лет по 8—12. Это крупные, пудов на 8—10, бурые звери с гривой на спине.
Прибыв из далекого путешествия, они выходят на берег и влезают на камни. Лежат, величественно поглядывая по сторонам.
Тут их лежбище.
Каждый день прибывают новые и без ошибок выбирают себе те же камни, на которых лежали в прошлом году.
Пришел наконец долгожданный пароход.
Едва показался вдали его дымок, как всем народом мы высыпали на берег. Дали знать в Саранное, прибежали и оттуда.
В двух километрах от берега пароход остановился и бросил якорь. Алеуты кинулись к шлюпкам.
Но раньше чем мы успели добраться до борта, пароход выбрал якоря и повернул в море.
Шлюпки вернулись на берег.
Семь долгих, тяжелых месяцев вдали от мира, двести дней надежд, тоски, пять тысяч часов ожидания. Наконец вот он здесь, пароход, и… нет его.
А ничего не поделаешь: ветер начал менять направление, начал загибать в берег. Того и гляди, перейдет в шторм.
Нельзя пароходу в шторм у берега оставаться: с любых якорей сорвет и шваркнет о скалы.
Пароход не уйдет, будет выжидать невдалеке.
Но нам-то каково! Ведь бывает и так: угонит его шторм далеко от острова; запас угля в трюме ограниченный; если на много дней завернет шторм, уходит пароход совсем, так и не побывав у нас.
Скверную провели мы ночь.
К счастью, наутро ветер улегся. Пароход приблизился, шлюпки подошли к нему.
Закипела работа: живей выгружать. Никто не знает, какая погода будет через час. С утра до ночи и с ночи до утра катер таскает кунгасы – маленькие баржи. Пароход привез строительные материалы, уголь, охотничьи припасы, продукты: муку, жиры, консервы, овощи, привез журналы, газеты, письма за десять месяцев. Кунгасы его разгружают, разгружают, разгружают…