Предстояло идти через горы.
Мы вышли в два часа дня с лыжами и сумкой.
Благополучно прошли берегом первую бухту. Из второй взяли на юг. Начали подниматься в гору.
Все шло хорошо. Добрались до вершины первой горы, немного скатились, поднялись на вторую, повыше. Опять скатились, опять полезли вверх.
Пурга все сильнее, и – самое неприятное – все кругом заволокло густым туманом, ничего не видно.
Сначала Андриан шел уверенно. Потом начал часто останавливаться, проклинал туман.
Туман не рассеивался.
Брели уже наугад, по ветру, хотя оба знали, что поблизости есть опасные снежные навесы. Ступишь – и рухнет в пропасть висящая в воздухе глыба снега.
Я шел осторожно, то и дело тыкал лыжами вперед: нет ли провала.
Попали на ровное место. Андриан и говорит:
– Теперь я знаю, куда идти. Это озеро.
Пошел вперед.
Направление показалось мне подозрительным. Ветер дул теперь сзади и немножко справа. Значит, мы повернули в глубь острова.
От тумана и пурги стало совсем темно.
Разом пошло круто вниз.
Выдвигались из темноты снежные завесы, тяжелели над головой.
Спустились осторожно в узкую долинку, но она уходила круто куда-то совсем не по нашему направлению.
Поднялись опять на гору.
Шли долго. Все гора. Выше и выше.
Пошли косогором.
Вдруг Андриан разом остановился.
Обернулся – глаза черные, большие. Смуглое лицо посерело.
Я различил впереди глубокое ущелье. На другой стороне смутно виднелся крутой подъем и громадный навес.
Точно запомнились мне очертания страшного ущелья. Ступи Андриан еще шаг – и он сорвался бы в пропасть, а за ним и я.
Мы быстро повернули и пошли назад.
Отошли несколько шагов и стали. Андриан сознался, что запутался безнадежно.
Сняли лыжи.
Пошли в обратную сторону, против ветра.
Шли долго и утомительно, глубоко проваливались в снег. То и дело возникали впереди белые навесы, черные щели, дыры, и мы поспешно сворачивали в сторону.
Мокрый снег давно промочил нашу одежду; брюки, насквозь мокрые, пристали к телу. Силы выходят. Оба шатаемся, держимся друг за друга.
Вьюга в лицо, слепит и запирает дыхание. Лыжи в руках, как паруса, не дают идти. Бросить нельзя: только на них удержаться, если провалишься в щель.
Сил нет передвигать ноги.
Предлагаю Андриану выкопать лыжами яму и как-нибудь переночевать, пересидеть ночь в снегу.
Андриан не соглашается: одежды мало. Я – в одном дождевике, он – в фуфайке и робе. В сумке только тонкое одеяло.
– Маленько, – говорит Андриан, – еще попробуем.
Дальше бредем.
На миг вдруг прорвало туман, и сквозь пургу в темноте встали: слева гора, справа гора и что-то черное в ней. Должно быть, долина к морю.
Опять все скрылось. Но мы твердо запомнили направление по ветру.
Пошли. Вдруг круча вниз.
Осторожно пробуем лыжами: спуск и дно.
Спускаемся. Андриан впереди, я сзади.
Неожиданно Андриан исчезает.
Не успев понять, что случилось, и сам стремглав лечу вниз, пролетаю метра четыре и падаю прямо на Андриана. Больно треснуло лыжиной.
Поднимаемся, кости как будто бы целы. Все на месте.
Находимся в узком ущелье речки.
Пошли по нему. Вдруг впереди снежная стена. Речка падает в черную дыру под ней.
Пробовали царапаться по левому крутому берегу – не влезть.
Андриан вырубает ступеньки лыжей, я – своими крепкими солдатскими сапогами. На счастье, надел их утром вместо мягких торбасов.
Вылезаем на пологое место. Шарим дальше в темноте – уступ. Такая крутизна вверх, что опять приходится спускаться.
Бредем по дну ущелья.
Андриан опять проваливается, к счастью, неглубоко.
Оказывается, проломил лед и попал в воду.
Опять пробуем подняться. Ползем по стене. Выше и выше.
У Андриана из рук выскальзывает лыжина, со свистом укатывается вниз.
Нет сил вернуться за ней. Пусть пропадает.
Наконец вылезли на берег. Впереди гремит море.
Сразу как будто и сил прибавилось.
Через полчаса спустились на лайду. Здесь туман меньше. Светлее. Огляделись: мы в замкнутой скалами бухте. В одну и в другую сторону – скалы. Мы в каменном колодце.
Пошли наугад в правую сторону.
Гора обрывается в море. Бурун с бешеной силой бьет в нее. Ударит – и откатится. Ударит – и назад. И нам надо проскользнуть по узенькой кромке каменного карниза, точно рассчитав время между двумя ударами буруна.
Мы с Андрианом посмотрели друг другу в глаза. Все равно замерзнем здесь в бухте.
Я подошел к узкому карнизу вплотную.
Бурун ударил в скалу, взвился к небу и с шипением пошел назад.
Я ступил на карниз, распластал руки, чтобы плотней прижаться грудью к скале.
Так, с повернутой вбок головой, быстро стал переставлять ноги. Левую отставил, правую к ней придвинул, и опять, и опять, чтобы не думать о другом, считал про себя шаги:
– Четыре, пять… восемь, девять…
На десятом услышал за собой рев набегающего буруна, всей спиной почувствовал его тяжелую силу: шваркнет о скалу и слизнет, как спичку. Меня ударило в спину, обдало с головы до ног холодной водой и повалило лицом в песок, но я уже был по ту сторону скалы.
Холодный водяной язык тянул в море. Я ухватился за первый попавшийся камень.
Камень выдержал. Бурун схлынул. Я вскочил на ноги.
Теперь Андриан.
Он подхватил брошенные мною лыжи и ловко, как кошка, проскочил опасное место. Бурун не успел слизнуть его.
Мы стояли в той самой бухте, откуда начали свой подъем в горы.
Легко и радостно стало. Присели отдохнуть.
Километра три еще пришлось тащиться по лайде, по сыпучему песку против пурги. Мокрая одежда обмерзла, стала как железные латы.
Добрались до юрташки мокрые от пота, без сил; руки и ноги дрожат.
Достал заветные – на самый крайний случай – полбутылки спирту. Ожили.
Хорошо, что не остались ночевать в снегу, – пропали бы.
30 января
С утра – норд-ост.
Пурга все сильней, гор даже не видать. Идти – и думать нечего.