Не жалко.
Он хотел увидеть конец этой истории, до самой последней странички. Он рискнул, хотя знал, что конец может быть жестоким. Его конец.
Интервью и смерть от несчастного случая в один и тот же день… Белоснежка подозревала, что это не совпадение.
Белоснежка взглянула на часы на мобильнике. Уже пять. Зеленки не видно. Возможно, она не придет. Телефон в руке Белоснежки казался тяжелым. Как будто он призывал: «Позвони отцу. Спроси прямо». Девушка уже начала думать об этом. Она подумала о внезапной атаке. Что поболтает сперва о погоде и о чем-нибудь в таком роде – безопасном, – а затем ошарашит прямым вопросом, нанесенным слева и сзади: возможно ли, что у него в Праге есть другая дочь? Она сразу же услышит по голосу отца, если он соврет. По крайней мере, ей кажется, что она услышит. Она не может сказать это наверняка; возможно, ее отец лучший лжец, чем она полагает.
Если Зеленка – папина дочь, и если все, что она рассказала, правда, то Белоснежка знает отца еще меньше, чем полагала до этого. Но знают ли на самом деле дети своих родителей? До самых глубоких, потайных уголков? Обычно они видят лишь кусочки, маленькие частички. Они не знают, каковы их родители были в детстве, о чем мечтали в подростковом возрасте. Даже если родители рассказывают об этом, они все приукрашивают, потому что рассказывают это детям.
А в семье Белоснежки о таком и не говорили. Это не было в их правилах. Иногда Белоснежке казалось, что она прожила первые шестнадцать лет своей жизни с абсолютно чужими людьми. Или, по крайней мере, с просто знакомыми.
Пять минут шестого. Белоснежка поднялась с белой деревянной скамейки и размяла ноги. Она сегодня слишком много ходила пешком. Впрочем, ей нравились пешие прогулки. Так лучше видишь город – полнее, чем, например, на трамвае, автобусе или метро.
Белоснежка уже думала уходить – в животе у нее рычал голод. В руке она сжимала телефон. Сейчас, возможно, лучшее время пробить трещинку в толстом стекле молчания их семьи. Отец нашелся на букву п. Как паппа. Белоснежка позвонила прежде, чем передумала.
Ответили сразу. Но не отец, а мать.
– Петер на пробежке и, как видишь, забыл телефон дома, – сказала она. – У тебя что-то срочное? Я скажу ему перезвонить тебе.
Белоснежка почувствовала головную боль, как только услышала взволнованный голос матери.
– Нет… Мне просто пришло в голову… когда папа был здесь, в Праге? – спросила она быстро.
На том конце трубки вдруг стало тихо. Сейчас, конечно же, мама начнет утверждать, что отец никогда не был в Праге. Это был бы единственный логичный ответ, ведь папа ни словом не обмолвился, что ездил сюда, даже когда Белоснежка планировала свое путешествие.
– Вы говорили об этом? Я думала, что Петер… Что он хочет забыть… Это было так много лет назад… Плохое время…
Голос матери стал странным. Белоснежка никогда раньше не слышала его таким. Его тон был одновременно грустным и честным, сдержанным и открытым. Как будто мать на секунду забыла, с кем говорит, и хочет сказать больше. В этот момент стена между ними стала ниже. Правильный был вопрос…
– Здесь что-то случилось? – спросила Белоснежка.
– Не в этом дело… – протянула мама.
И тут Белоснежка услышала, как кто-то бежит по песчаной дорожке. Зеленка. Запыхавшаяся, с красными глазами… заплаканная?
– Мне надо идти. Созвонимся позже, – быстро сказала в трубку Белоснежка и нажала кнопку «отбой».
Мысли ее бешено галопировали. Правду можно было узнать двумя путями – а сейчас эти пути пересеклись.
– Яро умер, – сразу же сказала Зеленка.
– Яро?
– Один из нашей семьи. Попал под машину. Скончался на месте. Ты, возможно, видела его вчера в окне.
Из глаз Зеленки начали литься слезы. Белоснежка достала из кармана мятый бумажный платок и протянула ей. Зеленка взяла его таким же движением – доверчивым и естественным, – как делает ребенок, берущий платок у родителей.
Конечно, Белоснежка помнила мужчину, его узкие плечи и острый резкий взгляд темных глаз. Перед глазами тут же встало его лицо, и она вспомнила, где еще его видела. В кафе. Он говорил с каким-то молодым человеком, видимо, журналистом, который что-то записывал за ним в блокнот. Белоснежка прошла мимо их столика в туалет. Она тогда еще подумала, что, вот, у кого-то берут интервью, но не связала лицо пожилого мужчины и лицо из окна.
Интервью и смерть от несчастного случая в один и тот же день… Белоснежка подозревала, что это не совпадение.
Людям никогда не надоест смотреть по вечерам, как кто-то кого-то убивает, никогда не надоест разгадывать тайны чужой смерти…
Рост метр восемьдесят. Волосы очень темные, но не черные. Глаза карие. Светлые, слегка потертые джинсы, которые выглядят в полной мере познавшими жизнь, но по ним сразу ясно, что они дорогие и на самом деле новые. Светлая рубашка… в клетку? Нет, вроде в полоску. Белоснежка не была уверена. По возрасту что-то между двадцатью двумя и тридцатью. Одновременно мальчик и мужчина – трудно определить.
Сидя у реки, Белоснежка уплетала бутерброд с сыром и пыталась сфокусироваться на своих воспоминаниях. Она знала, что данных у нее маловато. На их основании у нее нет никаких шансов найти в большом городе журналиста, бравшего интервью у Яро.
Да и зачем вообще пытаться? Какой-то совершенно не знакомый ей человек попал под машину и погиб. Это не должно ее касаться. И все же касается… Если его смерть – не случайность, то, возможно, Зеленке тоже грозит опасность. А Зеленка может быть ее сестрой.
Белоснежка не рассказала ей, что видела Яро раньше и при этом у него, похоже, брали интервью. Лучше ей пока этого не знать. Не стоит раздувать в ней лишний страх. Ведь Белоснежка видела, что Зеленке уже страшно. Они успели поговорить лишь полчаса, потом пражанке надо было уходить. Бо́льшая часть этого разговора заключалась в том, что Белоснежка пыталась изо всех сил утешить плачущую Зеленку, которая повторяла что-то совершенно нелогичное: мол, не должен был Яро пока умирать, хоть это и не важно, но все пошло не так. Белоснежка не могла вытянуть из нее ничего более толкового.
Еще Зеленка сожалела о том, что не смогла сделать так, чтобы ее семья приняла Белоснежку. Дескать, она слишком спешила, хотела, чтобы все случилось сразу; что ей надо учиться быть терпеливее. Но все еще будет. Всему свое время. Семья еще встретит ее сестру с распростертыми объятиями. Белоснежка не стала говорить, что эта мысль кажется ей жутковатой.
У нее осталась масса вопросов, но Зеленке надо было идти. Оказывается, ей даже не позволяли выходить сегодня на улицу, но ей нужно было увидеть Белоснежку.
Когда та спросила, есть ли у Зеленки мобильник, чтобы им было проще связаться, девушка ответила: