– Кто-то зашел через заднюю дверь, – прошептала Элиза в телефон.
– Окей. А ты сейчас где?
– Заперлась в туалете.
Белоснежка так и поняла. Очевидно, Элиза не умеет двигаться тихо. И учиться уже поздно. Если бы в квартиру ворвался киллер, он сразу понял бы по звуку, где искать девушку. Запертый туалет, кроме того, самое плохое из возможных мест. Преподносить себя киллеру на блюдечке, становиться пищей в контейнере для микроволновки… Не надо ничего делать, кроме того, что открыть крышку, приложив минимальное усилие, и проглотить содержимое. Даже разогревать не нужно.
– Он взломал дверь? – спросила Белоснежка.
– Нет, открыл ключом.
Белоснежке захотелось повесить трубку. Она уже знала, что скажет затем Элиза прежде, чем она произнесла:
– Фуф! Это был папочка. Он зовет меня снизу. – прошептала Элиза.
No shit, Sherlock [18] .
– Отлично. Тогда заканчиваю разговор, – твердо сказала Белоснежка.
– Нет! Сначала пообещай зайти завтра снова. Я не могу быть тут одна и не могу никуда пойти. – Неожиданно в голосе Элизы послышалась сила.
Белоснежка хотела отказаться. Она хотела порвать с этим делом немедленно, пока было еще возможно. Преследователи ее не разглядели. Она еще может умыть руки. Те, вообще-то, даже и не грязные. Она не из тех, кто будет копаться обеими руками в окровавленных деньгах. Но по окончании разговора Белоснежке хотелось биться головой о стену. Она обещала Элизе. Снова.
Борис Соколов барабанил пальцами по пивной кружке. Напиток был выдохшимся и отвратительным. Он отлично подходил под его настроение. Первые утренние любители пива выползали из своих норок и сидели в сумеречном баре за столиками. Борис заказал себе и эстонцу отдельный кабинет, где, по всей видимости, никто не озадачился убрать стол после вечерней смены. Зачем? Это тоже подходит под настроение.
Они облажались. “Ryssineet [19] ”, – как сказали бы финны из бара, и Борис даже не мог с ними поспорить. Похищение девчонки провалилось. У них была одна возможность, одна попытка, но все пропало. Он тогда получил короткую эсэмэску, в которой было подтверждено, что Борис занимается этим делом сам, своими силами. И что он лично за все в ответе.
Надо придумать что-то новое, чтобы запугать мужчину и вернуть его к работе.
– А если он не понял, что Наталья умерла? – предложил Вииво Тамм, сделав глоток из кружки.
– Должен был понять. А чья кровь еще могла быть на деньгах? – спросил Борис.
Вииво Тамм пожал плечами. Линнарт Каск ничего не сказал. Борис подозревал иногда, что последний еще проще, чем кажется.
Борис обдумывал слова Вииво. Может быть, в них есть смысл? А что, если полицейский в самом деле не понял, что его любимая Наталья – покойница? Наталья никому не рассказывала о своем намерении сбежать с деньгами. Полицейскому надо бы сейчас скорбеть о том, что он получил испачканные деньги. Хотя он утверждает, что ничего не получал.
Борис думал, что полицейский и Наташа по-настоящему посредничали. Был уверен, что они спланировали побег вместе. Может быть, он недооценивал Натальину способность принимать свои собственные, самостоятельные решения. Наталья, наконец, смогла понять, что никому не стоит чересчур доверять и что никто не спасет ее. В некотором роде Борис понимал, почему она так поступила.
Борис никогда не говорил это Наталье, но иногда считал ее своей дочерью, которой у него никогда не было. Маленькая часть Бориса хотела позволить Наталье сбежать. Но большая часть понимала, что это приведет к большим неприятностям. Поэтому ему надо было окаменеть и преследовать по снегу бегущую, как заяц, Наталью. Заяц – вредитель и помеха. Только тогда ему удалось спустить курок.
Хотя полицейский не знает о плане Наташи, это не решает проблему. Поэтому он решил шантажировать их. Это надо прекратить, и чем скорее, тем лучше.
Просмотр календаря был способом попытаться остыть. Это обычно срабатывало.
И сейчас это подкинуло Борису идею.
– Думаю, что Наталья скоро отправит полицейскому приглашение на вечеринку, – сказал он, улыбаясь.
Эстонец смотрел на него с удивлением. Идиоты. Борис чувствовал себя единственным мозгом троицы. В любом случае, лучшим. Он оставил остатки пойла в кружке и пошел к барной стойке заказать двойной виски. Он это заслужил.
Белоснежка собиралась развернуться, увидев в прихожей две пары обуви. Одна – сорок первого размера и другая – сорок третьего. Насколько ей было известно, она не планировала присутствовать на собрании утят Билли, Вилли и Дилли [20] .
– Не понимаю, что я здесь делаю, если, как я вижу, тут уже присутствуют Туукка и Каспер, – сказала Белоснежка Элизе, сконфуженно рассматривающей свои ноги. На ногах ее были розовые носочки с черными полосочками. Конечно же.
– Ну, если… Ты единственная, кто может прояснить это. Ты такая умная, – сделала попытку Элиза.
Льстивый, подлизывающийся голос с тошнотворно-милой улыбочкой, наверное, железно действовал на мальчиков. Белоснежка начала завязывать свои армейские ботинки.
– Насколько мне было понятно, я пришла, потому что тебе страшно быть одной. Нет – потому что ты настаивала, чтобы я пришла. Потому что ты не можешь быть одна. Вот. А ты, очевидно, не одна. Case closed [21] . Я могу идти.
Элиза впихнулась между Белоснежкой и дверью.
– Ты не уйдешь. Туукка и Каспер пришли сюда, когда заметили, что меня не было в школе. Они не поверили в мою мигрень. Я не выпутаюсь без тебя, – возразила Элиза.
Пальцы Белоснежки секунду теребили шнурок армейских ботинок.
Она обещала себе, что ей не придется больше бояться. Она будет думать о себе. Она не будет даже случайно думать, что может за кого-то бояться. Если она сейчас уйдет и захлопнет за собой дверь, то порвет со всем этим. Но не порвет со страхом. Она может не отвечать на звонки или сообщения Элизы. Она может даже скрыть номер телефона. Она может не замечать Элизу в школе. Она может относиться к ней, как к воздуху.
Но она не сможет не думать. Не сможет не волноваться о том, что происходит с Элизой и получится ли у охотников схватить ее. Она боялась за Элизу. Этого она не хотела.
Белоснежка поняла, что завязла по самые армейские ботинки. Впрочем, это все равно как если бы она завязла по колени, или по талию, или по шею.
В бульоне. Заперта. Несвободна. Белоснежка ненавидела подобные ситуации. Она не могла ничего с нею поделать.