Он смотрел, молчал и улыбался, не догадываясь о буйстве мыслей в моей голове. Не знаю, о чем думал, но от его взгляда вновь стало горячо. Безумно захотелось осязаемого, чувственного продолжения ночи. Да так, что впилась зубами в губу, заставляя себя успокоиться. Кажется, отравление крайне плохо сказалось на моей психике. Не помню, чтобы меня так переклинивало на тему секса. Либо у яда интересные побочные эффекты, либо в теле Аэлики все чувствовалось по-другому, либо же я откликалась на чужие мысли. Не сомневаюсь, мужчина хотел продолжения не меньше моего.
– Ты не знаешь, почему мы спали в одной кровати? – я все же решила повредничать, не забыв перед этим поблагодарить за спасение.
– Другой у меня нет, – засмеялся Квинт Октавий. И прежде чем успела возразить, быстро поцеловал меня в губы. Скинул с себя одеяло, встал. Я зажмурилась, но лишь на секунду. Любопытство загрызло. Открыла глаза, решив посмотреть на голого легата. Мы уже спали вместе, а потом я много всего нафантазировала, так что имела полное право! К тому же любопытство обоснованное: голых мужчин вживую видела – раз-два и обчелся. В принципе на раз и остановилась. До Андрея не сложилось, после него – не хотелось.
Полюбовалась на сильную фигуру с развитой мускулатурой, оценила крепкие бедра, темную полоску волос на животе, убегавшую вниз… в набедренную повязку. Такое невезение! Он был красивым. Везде. Идеальным. Похожим на Андрея и в то же время – не совсем, но мне уже было все равно. Не знаю, в какой момент перестала их сравнивать, но даже мысль о погибшем возлюбленном не принесла привычной боли.
Пока разбиралась сама с собой, Квинт Октавий надел короткую шерстяную рубашку, на нее – светлую тунику. Нацепил пояс, на этот раз без оружия. С моей одеждой дела оказались плачевнее. Платье, перепачканное в крови и пропахшее благовониями, годилось разве что на половую тряпку. И то, если слуги не побрезгуют. Надевать его не стала, но и выкинуть не рискнула. А то, глядишь, вернет меня Квинт Октавий в одной сорочке и получит посохом от Верховного. Чтобы неповадно! Объясняй потом, что ничего между нами не было.
Хотя времени до заката много, да и весь дом в нашем распоряжении. Глядишь – и будет, а то уж больно хочется! Слуг и рабов легат отпустил, пообещав, что будет сам обо мне заботиться. Сразу и начал. Женской одежды в доме не водилось, поэтому принес мужскую белую тунику, доходившую мне до колен. Из слишком широкого ворота кокетливо выпадало то одно плечо, то другое, как бы я ту тунику ни натягивала. Меня это позабавило, легат же к голому моему плечу отнесся крайне внимательно. Насмотревшись вдоволь, помог встать. Тут мне стало не до кокетства. Оказалось, сил хватало, исключительно чтобы красиво полежать в кровати. Либо подпирать стену. Ходить получалось плохо, ноги подгибались, я то и дело норовила упасть. Так что по дому Квинт носил меня на руках. Помог умыться и расчесать волосы гребешком. Пообещал, что к завтрашнему дню я полностью приду в себя.
Затем отправился показывать свое жилище. Естественно, со мной на руках. Дом, по словам Варрана, был небольшой, построенный на даррийский манер. Находился в центре Эборака. Из окон спальни и кабинета открывался шикарный вид на гарнизон, в котором, судя по звукам, отрабатывали движение строевым шагом. Я почему-то почувствовала себя женой капитана.
Экскурсия началась в спальне. Смотреть оказалось не на что – кровать, простая деревянная мебель. Низкий сводчатый потолок, мозаика на полу. Обстановка дома пришлась бы по душе аскету – минимум мебели, максимум пространства. За спальней находился коридор, одна дверь из которого вела в комнату личного слуги, нынче получившего выходной. Другая – в кабинет хозяина. В центре его стоял письменный стол, по бокам – полки, заваленные свитками. Ближе к стене – огромный, окованный железом сундук, походящий на сейф. За тяжелой шторой прятался выход в атриум – крытый внутренний двор, в центре которого находился выложенный декоративными камнями бассейн для сбора дождевой воды. В углу – очаг для выпечки хлеба. Во внутренней нише стояли предметы религиозного культа: статуэтки богов и две чаши с курящимися благовониями.
Из атриума меня отнесли в триклиний, столовую. В просторной комнате вокруг низкого столика были расставлены кушетки-клинии, застеленные мягкими одеялами. Положив на одну из них – тут я украдкой вздохнула, не желая расставаться с гостеприимными руками, – легат пообещал, что сейчас будет меня кормить.
– Сам готовить будешь? – удивилась я. Ведь кухарку-то отпустил! Мужчина кивнул, уверенно заявив, что, конечно, сам.
– Я умею, – похвастался он. Оказалось, начинал службу обычным солдатом. Отец настоял, чтобы до верха карьерной лестницы сын добрался с нижней ее ступеньки. Квинт Октавий нисколько не жалел, что прошел с легионом как Сайрускую пустыню, так и влажные леса Третьей Провинции. На этой патетической ноте легат отправился покорять кухню.
Подозреваю, особо готовить не пришлось. Максимум – разогрел в плите вкуснейшую пшеничную кашу, щедро заправив оливковым маслом. Принес нарезанные овощи и свежие лепешки, ранним утром испеченные кухаркой. «Как в детстве», – улыбаясь, добавил он, разламывая тонкие белые ломти, начиненные сыром, зеленью и вареными яйцами. Еду запивали водой. От вина, даже разбавленного, я отказалась. Он тоже не пил.
Пока ели, Квинт Октавий рассказывал солдатские байки. Я хихикала, стараясь не подавиться фирменными лепешками. Разговор вновь зашел о еде. В походах, оказалось, солдатам варили каши из злаков, которые заедали сухарями или же квадратным хлебом грубого помола. Вечерами, когда разбивали лагерь, из рюкзаков доставались сухари, сало, чеснок и вяленое мясо. Свежее мясо тоже перепадало, и частенько. Каждая группа из восьми легионеров имела собственную сковородку, на которой готовили даже в походах. «У меня хорошо получалось», – заверил легат. Я и не сомневалась, что у него все выходило лучше всех.
Слушать солдатские байки было весело. Так и не заметила, как наелась досыта. Почему-то упомянула о его отце, сказав, что тот должен гордиться сыном. Сделал такую карьеру – от простого легионера до легата одной из римских провинций!
– Он погиб, – отозвался Квинт. – Так и не узнал, кем я стал и чего мне это стоило.
– Прости, – расстроилась я. – А мама…
– Мать ушла вслед за ним. Не пережила его смерти.
– Не хотела тебя расстраивать, – призналась я.
– У нас так заведено, – пожал он плечами. – Если семья скреплена благословлением богов, один без другого не живет. А дети… А вот дети остаются.
Разговор тут же перешел на другую тему. Вернее, я решила увести его с болезненной темы и принялась рассказывать о проделках Мары и ее питомца, Бартека. Наконец Квинт Октавий принялся собирать остатки трапезы. Я хотела было встать и помочь, но не смогла. Так и лежала на кушетке, чувствуя себя объевшейся пиявкой. Рассматривала узоры на стенах и прислушивалась к голосам на улице. Кажется, намаршировавшись, солдаты пошли на штурм воображаемой крепости. Вернулся легат, сел рядом и, вздохнув, признался, что ему придется меня покинуть. Ненадолго. Я мысленно усмехнулась – наверное, проследить, чтобы, «взяв» крепость, подопечные не сильно бесчинствовали.