— Я камень, внутри которого застыл скорпион! — расхохотался Папа.
— До завтра, Сандро!
— До завтра. И не бойся бультерьера, он не кусается!
Дато криво улыбнулся и пошел к выходу.
Покинув квартиру, он еще раз взглянул на «фрески». Художники все же польстили Папе. В жизни он не так красив. И выглядит старше. Теперь, увидев его, Дато мог сказать об этом с уверенностью. Дато дал бы ему сорок пять, если не больше. При том, что лицо у Папы до сих пор гладкое. Хорошие гены, здоровый образ жизни, плюс то, что он избегал солнца (Сандро был белокожий и берегся от лучей, чтобы не сгореть), все это позволило его коже оставаться молодой.
Но Папу старил взгляд… скорпиона, что был заключен в драгоценном камне его души…
Только сейчас Дато вспомнил о том, что Сандро ровесник Зуры. Они даже учились в параллельных классах.
Интересно, тогда брат набивался в друзья Сандро или позже?
Выйдя из подъезда, Дато обогнул дом и вышел на шоссе. Поднял руку, остановил такси. Доехал за пять минут до отчего дома, вошел во двор. И хотел уже было направиться к лестнице на второй этаж, как услышал стрекот швейной машинки…
Неужели?
Он обернулся. На балконе сидела тетя Роза и шила. Двадцать лет назад она была полной и седой. Тучное тело венчала голова в облаке белых кудрей. Зура со смехом называл ее старым одуванчиком. Имея в виду, что прической они с Гио не сильно отличались. Разве что у тети Розы волосы были густыми, жесткими. Не то что у младшего Ристави. Теперь же соседка была почти лысой. Пух, что покрывал ее голову, походил на младенческий. И она высохла. Маленькое личико, узкие плечи, руки как веточки.
Почувствовав взгляд Дато, старушка оторвалась от шитья. Сведя клочковатые брови, глянула на того, кто ее потревожил.
— А, это ты, негодник! — Она говорила по-русски. В Тбилиси люди разных национальностей, как правило, общались на этом языке.
— Гамарджоба.
— Шалом! Когда ты уже заберешь свой драндулет?
— Что, простите?
— Мотоцикл! Он по-прежнему у меня! — И снова принялась строчить.
И тут Дато вспомнил, что Казбека-2 оставил в сарае тети Розы. Их был слишком мал. Туда мотоцикл не влезал. Вот он у соседки и арендовал место. Только вряд ли «Урал» еще там. Бабуля явно не в себе и запуталась во времени. Наверняка думает, что с того момента, как Дато поставил Казбека в сарай, прошло несколько дней.
— Спасибо, что напомнили, заберу, — крикнул Дато.
— Не ори, я не глухая, — проворчала она.
— Что шьете, тетя Роза?
— Саван. Надо закончить до полуночи. Помру я завтра в ранний час.
— С чего вы взяли?
— Боженька приходил поутру, предупреждал. И велел саван шить. Я-то хотела в гробу в платьице лежать с розочками. Есть у меня такое веселое… Хоть и траурное. В смысле, темное. А цветочки яркие, красные да желтые. Идет оно мне. Но Боженька поругал меня. Сказал, я в белом должна уйти в мир иной. Потому что чиста. Хорошо, что материя да кружево у меня имелись. Есть из чего шить. — Она разгладила ситец на машинке. — А сколько времени сейчас?
— Три почти.
— Уже? Значит, спешить надо! А ты не отвлекай, негодник! Иди себе!
И она склонилась над «Зингером».
Под его стрекот Дато поднялся на второй этаж. Зура дал ему ключ от дома, но ему не пришлось им воспользоваться — дверь оказалась незапертой. Дато толкнул ее, вошел…
И не поверил своим глазам: Зура рисовал, сидя на полу, как в детстве. На табурете лист бумаги, в руке пастельный мелок зеленого цвета. Он наносил им короткие штрихи. Дато бросил взгляд и увидел, что брат рисует луг. Среди высокой травы сидит девушка, но ее Зура пока не прорисовал. Давид видел лишь набросок, однако угадал в очертаниях фигуры Машу…
А говорил, что разлюбил!
Зураб даже не услышал, что кто-то вошел, так был увлечен своим занятием.
— Добрый день, — поздоровался Давид.
Зураб вздрогнул и резко обернулся.
— Напугал меня! — возмутился он.
— Я не хотел.
— Еще бы хотел, — буркнул Зураб.
— Ты снова рисуешь…
— Балуюсь. — Он убрал лист в коробку под столом. Выглядел Зура смущенно. Будто Давид застал его за чем-то постыдным. За мастурбацией, например. Когда-то в детстве Дато застукал за этим старшего брата, и у того в тот момент было похожее выражение лица.
— Хорошо получается, — похвалил он Зураба.
— Получается паршиво, — не согласился с ним брат. — Не надо было снова браться за это… — Он поднялся с пола. Покряхтев, разогнулся. — Старый стал. То лапы ноют, то хвост отваливается.
— Чего-чего?
— Это из мультфильма «Каникулы в Простоквашино». Неужели не помнишь? Письмо родителям дяди Федора.
— Я не очень любил мультфильмы, если ты помнишь.
— Пойдем, попьем чаю, — предложил Зура.
— Предпочту воду, на улице жарко, я вспотел.
— А я хочу чайку с сухофруктами. Сегодня угостили замечательной хурмой. Во рту тает.
Он поставил на стол тарелку с сушеным «корольком». Дато не удержался, взял один. Зураб тем временем налил ему воды и поставил стакан перед братом.
Сегодня он был абсолютно трезв. От него не пахло алкоголем. Это радовало Давида.
— Ты хорошо выглядишь, — сказал он. Зура на самом деле посвежел.
— Прибереги комплименты для барышень, — фыркнул брат. — Я просто побрился утром.
— А я не делал этого уже неделю… — Дато провел рукой по щетине. Она уже стала мягкой и в принципе ему не мешала, вот только седины в ней было много, и это его старило. Обычно Давид брился на четвертый день. Либо подправлял щетину машинкой.
— Тебя даже это не портит. Ты ж у нас красавчик.
— Побереги комплименты для барышень, — хохотнул Дато. И залпом выпил воду. — Не напился. Еще можно?
— Возьми в холодильнике.
Дато вышел на балкон, открыл дверцу, взял с полки «Боржоми», отметив, что, кроме бутылки с водой, других нет. Неужели Зураб всерьез решил завязать? Что на него повлияло? Или кто?
— Видел сейчас на балконе тетю Розу, — сообщил он брату, вернувшись в комнату.
— Я тоже. Шьет что-то.
— Саван. Помирать собралась поутру.
Зура посмотрел на брата.
— Думаешь, правда чувствует конец?
Дато пожал плечами. На сегодня разговоров о смерти и о том, что следует за ней, ему хватило. Хотелось сменить тему.
— Я сейчас встречался с Папой.
— Чьим?
— Римским.