Карнелиан тоже вставляет свое слово.
– Мама всегда говорила: важно не кто ты, а что ты делаешь в этой жизни.
– Твоя мама много чего говорила, – огрызается герцогиня. – И ничего из этого не нужно повторять за моим столом.
Ледяное молчание воцаряется в комнате. Я кладу в рот пару кусочков свеклы, просто чтобы занять себя хоть чем-то. По мне, так последний ужин был приятнее, чем этот. По крайней мере, там была Рейвен. И Люсьен.
– А вы слышали новость, – щебечет леди дома Стекла и тянется к герцогине прямо через меня, – про леди дома Замко´в?
Герцогиня настораживается.
– Что там еще?
– Ну, что в этом году она купила своего первого суррогата? – Герцогиня кивает. – Она таскает ее за собой повсюду! – восклицает леди. – По магазинам, на обеды, даже в мой дом приводила на чай. Не представляю, что она себе думает?
– Какая бестактность, – соглашается герцогиня. – Думаешь, она просто хвастается?
Дамы взрываются злорадным смехом. Герцог, лорд дома Стекла и Гарнет увлечены дебатами по поводу нового налога, которым Курфюрст собирается обложить Ферму, а Карнелиан обсуждает с Эшем свои планы на выходные. Я чувствую себя невероятно одинокой.
– И на каком лоте она сломалась? – спрашивает герцогиня.
– 102, – отвечает леди дома Стекла.
– 102? И она бравирует ею, как будто та из первой десятки?
– Вот и я о том же. Кто-нибудь должен поговорить с ней.
– Думаю, тут дело даже не в безопасности. Не могу себе представить, чтобы кто-то стал марать руки о суррогата из третьесортного Дома. Просто это плебейство какое-то.
– Возможно, она пробует новую стратегию, чтобы добиться внимания Курфюрстины, – высказывает свои соображения леди Стекла, и они обе опять хохочут.
– У нее тоже будет дочь, полагаю?
– Разумеется. Но я не думаю, что Курфюрста прельстит альянс с домом Замков.
– Кстати, раз уж мы заговорили, – спохватывается герцогиня, – ты уже подобрала платье для королевского бала?
– Да. Я так боялась, что Курфюрстина заставит его отменить бал после всей этой истории с ее суррогатом. Какое было бы разочарование!
Я стискиваю зубы – как она смеет вот так, вскользь, упоминать о смерти Далии! Интересно, знает ли леди Стекла, что разговаривает сейчас с убийцей? Хотя сомневаюсь, что это могло бы ее взволновать.
Официанты забирают тарелки и подают следующее блюдо – ягненка с мятным желе и жареным картофелем. Еда отменная, но мне кусок в горло не лезет. Я бы предпочла поужинать у себя в комнате вместе с Аннабель, вместо того чтобы слушать этих женщин, которые обсуждают суррогатов, как домашних питомцев или новую пару туфель.
Мои глаза неотступно следят за Эшем, но лучше бы они этого не делали. Им как будто наказали подмечать за ним все, что только можно. Как он загадочно улыбается временами. Как его глаза меняют цвет от серого до зеленого. Он терпеливо слушает Карнелиан, не выказывая скуки и не перебивая. Его пальцы обвивают бокал, а я все вспоминаю их прикосновение к моей щеке. Что со мной? Он просто мальчишка. На редкость смазливый мальчишка, который знает музыку и говорил со мной всего несколько минут, хотя и поверг меня в трепет…
Я делаю глоток вина.
– Конечно, Курфюрстина не единственная, кто пережил утрату. – Слова герцогини возвращают меня в настоящее. – Ты слышала о леди дома Колокола?
– Да, – бормочет леди дома Стекла. – Я слышала, что ее суррогата нашли в ванне, утонувшую. Теперь она уж точно выбывает из гонки за выгодную партию для наследника Курфюрста. Ей придется ждать еще год, прежде чем она сможет купить нового суррогата.
Герцогиня пожимает плечами.
– Это послужит ей уроком, будет знать, что дом надо охранять как следует. В наше время бдительность превыше всего. – Она отрезает кусочек баранины. – Вот почему я никогда не позволяю своему суррогату принимать ванну. В душе ведь не утонешь, правда?
– Что, уже начался сезон охоты на суррогатов?! – кричит Гарнет через стол. Его щеки порозовели, и глаза сверкают, когда встречаются с моими глазами. – Будь осторожна, новенькая. Этот год просто обречен быть убийственным, ведь на кону драгоценная ручка маленького Курфюрста.
Кровь отливает от моего лица, и краем глаза я замечаю, как напряглись плечи Эша. Герцогиня с силой хлопает ладонью по столу, от чего все вздрагивают.
– Ты немедленно выйдешь из-за стола, – произносит она таким холодным голосом, что кажется, будто и температура в комнате упала на несколько градусов.
Гарнет допивает свое вино.
– С удовольствием, – говорит он, вставая и отвешивая герцогине чересчур замысловатый поклон. После чего разворачивается и шагает к двери.
За столом повисает зловещая тишина. Герцогиня по-прежнему стоит, желваки на ее скулах напряжены, будто она пытается сообразить, что сказать.
– Все знают, сколько лет я терпеливо ждала, – произносит она в пустоту. – Я сделала все, чтобы обеспечить безопасность моего суррогата. С ней ничего не случится. Я этого не допущу.
Я чувствую, что она говорит это для меня, но не показывает виду. Ей будто бы неловко утешать меня в присутствии других.
Подают десерт, и я стараюсь получить удовольствие от чизкейка со свежей малиной, но в голове все крутятся мысли о том, сколько суррогатов уже убито со дня Аукциона. Я беспокоюсь за Рейвен и Лили.
– Скажите, мистер Локвуд, – меняет тему герцогиня, – как долго вы работаете компаньоном?
Я упираюсь взглядом в свою вилку и обращаюсь в слух.
– Три года, моя госпожа, – отвечает Эш. – С пятнадцати лет.
– И в каком округе вы родились?
– В Смоге, моя госпожа.
Я в изумлении. Смог? Мне казалось, что он из Банка или Жемчужины. Но то, что он из низов… похоже, у нас есть что-то общее. Тепло разливается в моей груди, прежде чем я напоминаю себе, что меня это не должно волновать.
– В каком квартале проживает ваша семья? – интересуется герцог.
– В восточном, мой господин.
– Надо же, у нас есть несколько фабрик в восточном квартале. Как вы сказали, ваша фамилия?
– Локвуд, мой господин. Но мой отец делает шкафы на мебельной фабрике «Джойндерз».
– Это же владения дома Камня, не так ли?
– Да, мой господин.
– Дорогой, – вступает герцогиня, – нам надо посмотреть, сможем ли мы найти более подходящую работу на одной из наших фабрик для отца этого молодого человека.
– Ваша светлость очень любезны, – говорит Эш, но в его взгляде проступает жесткость.