Он пристально посмотрел на Амайю, которая невозмутимо встретила его взгляд, хотя от нервного напряжения у нее мелкой дрожью вибрировали колени, как будто кто-то подключил ее к проводам высокого напряжения. Комиссар отвернулся к окну и целую минуту молчал, глядя на улицу. Затем он с шумом выдохнул из легких весь воздух и поинтересовался:
— Как вы думаете, каким образом этот человек может быть замешан в деле?
Оставалось неясно, к кому из них двоих он обратился с этим вопросом. Амайя посмотрела на Ириарте, который подбодрил ее взглядом.
— Нам было известно, что Анна Арбису состояла в отношениях с каким-то женатым мужчиной, но, просмотрев все материалы в ее компьютере, проверив все телефонные звонки и прочитав дневники, мы не смогли узнать, о ком идет речь. Было ясно только одно — совсем недавно эти отношения прекратились по инициативе самой девушки. Если предположить, что Анна встречалась с Фредди, то он совершенно не соответствует психологическому портрету разыскиваемого нами убийцы. Фредди ленив и неорганизован, и все его поступки носят беспорядочный, стихийный характер. Кроме того, я убеждена, что тот, кто убил Анну, был убийцей и первых двух девочек.
— А что думаете вы, Ириарте?
— Я полностью согласен с инспектором.
— Мне совершенно не нравится эта ситуация. Несмотря на это, я даю вам сорок восемь часов на то, чтобы установить алиби Альфредо Беларраина, если таковое у него имеется, и исключить его из числа подозреваемых. Но если этот человек имеет хоть малейшее отношение к смерти Анны Арбису или к смерти одной из двух других девочек, мне придется отстранить вас от дела. В этом случае у руля вас сменит инспектор Ириарте. Я уже поговорил с комиссаром Элисондо, и он со мной согласен. А теперь прошу меня извинить, я спешу. — Он открыл дверь, но, прежде чем выйти, обернулся к подчиненным. — Сорок восемь часов.
Амайя медленно выдохнула.
— Спасибо, Ириарте, — произнесла она, глядя ему в глаза.
Он улыбаясь встал со стула.
— Пойдемте, у нас много работы.
Когда они подъехали к дому, уже стемнело. В гостиной тети Энграси девочек из веселой шайки сменило нечто вроде семейного бдения у гроба. Не хватало только усопшего. Джеймс расположился у камина. Еще никогда Амайя не видела его таким озабоченным. Тетя сидела на диване рядом с Роз, которая, как ни странно, выглядела самой спокойной из этой троицы. Хонан Эчайде и инспектор Монтес занимали стулья у игрового стола. Едва завидев входящую в дом Амайю, тетя вскочила на ноги.
— Дочка, как он? — спросила она, пытаясь решить, следует ей подойти к Амайе или лучше остаться на месте.
Амайя взяла стул и села напротив Роз. Сестер разделяло всего несколько сантиметров. Она внимательно всмотрелась в лицо Розауры и ответила:
— Он очень плох. Его трахея разрезана веревкой, которая едва не разорвала ему позвоночник. У него поврежден спинной мозг, и он уже никогда не сможет ходить.
Слушая причитания тети и Джеймса, она не переставала изучать лицо Роз. Едва дрогнувшие ресницы, досадливо поджатые на мгновение губы. И больше ничего.
— Роз, почему ты не поехала в больницу? Почему ты не поехала к мужу, который попытался покончить с собой после того, как ты с ним порвала?
Роз бросила на нее быстрый взгляд и начала отрицательно качать головой. Однако она так ничего и не ответила.
— Ты все знала, — утвердительно произнесла Амайя.
Роз с видимым усилием сглотнула.
— Я знала, что у него кто-то есть, — наконец выговорила она.
— Ты знала, что это Анна?
— Нет, но я знала, что у него есть другая женщина. Если бы ты это видела… Он изменял, как по учебнику. Постоянно находился в эйфории, перестал курить траву и пить, принимал душ по три раза в день и даже начал пользоваться одеколоном, который я подарила ему на Рождество три года назад и к которому он за это время даже не прикоснулся. Я не глупа, все признаки измены были налицо. То, что у него кто-то есть, было ясно, как божий день.
— И ты знала, кто это?
— Нет, клянусь, этого я не знала. Но я поняла, что все кончено, в тот день, когда вернулась домой за своими вещами и увидела, что он плачет, как ребенок. Он был мертвецки пьян. Он уткнулся лицом в подушку и плакал так горько, что я с трудом его понимала. Он был воплощением отчаяния, и я подумала, что его мать или одна из его тетушек… Потом ему удалось немного успокоиться, и он начал рассказывать мне, что он все испортил, что это он во всем виноват, а теперь все кончено, что он еще никого никогда так не любил, что он этого не вынесет. Вот идиот! На мгновение я подумала, что он говорит о нас, о наших отношениях, о нашей любви. Но потом он произнес что-то вроде: «Я люблю ее так, как никогда в жизни никого не любил»… Понимаешь? Я была готова его убить.
— Он сказал тебе, кто это был?
— Нет, — прошептала Роз.
— Ты была сегодня у себя дома?
— Нет, — еле слышно произнесла она.
— Где ты находилась сегодня с часу до двух?
— Что это за вопрос? — возмутилась Роз, внезапно повысив голос.
— Это вопрос, который я обязана тебе задать, — хладнокровно откликнулась Амайя.
— Амайя, ты что, считаешь… — Роз замолчала, не договорив.
— Роз, это стандартная процедура. Отвечай.
— Ровно в час дня я вышла с работы и, как всегда, отправилась обедать в кафе «Лекароз», потом выпила кофе и в половине третьего вернулась на работу, где и находилась до пяти часов.
— А сейчас я должна задать тебе еще один вопрос, — стараясь говорить как можно мягче, произнесла Амайя. — Прошу тебя, Роз, отвечай честно. Ты знала, с кем встречается твой супруг? Я помню, что ты мне сказала, но, возможно, кто-то тебе об этом говорил или хотя бы намекал.
Роз молчала, опустив глаза и пристально глядя на свои руки, с силой теребившие бумажную салфетку.
— Сестра, заклинаю тебя всеми святыми, скажи мне правду. Если ты этого не сделаешь, я не смогу тебе помочь.
Роз начала беззвучно плакать. Крупные слезы скатывались по ее лицу, пытавшемуся изобразить какое-то подобие улыбки. Амайе показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Она наклонилась вперед и обняла сестру.
— Пожалуйста, скажи мне, — прошептала она, прижавшись губами к ее уху. — У нас есть свидетели того, что ты ссорилась на улице с какой-то женщиной.
Роз резко высвободилась из ее объятий и подошла к камину.
— Она была белагилью, — с тоской в голосе пробормотала она.
Амайя подумала, что уже во второй раз за сегодняшний день она слышит это определение применительно к Анне.
— О чем вы говорили?
— Мы не разговаривали.
— Что она тебе сказала?
— Ничего.