Малышка, девятилетняя Амайя, плакала черными и густыми слезами, похожими на машинное масло. Они сверкающей лужей собирались у ее ног, там, где прежде стояла кровать. Амайя подошла еще ближе и в движениях губ девочки уловила монотонный ритм молитвы, которую девочка твердила без пауз и интонации. Отче-наш… сущий-на-небесах… да-святится-имя-твое…да-придет-царствие-твое…
Девочка обеими руками подняла пистолет, повернула его к себе и прижала ствол к уху. Затем она безвольно уронила правую руку на колени, и Амайя увидела, что у нее исчезло все предплечье вместе с кистью. Она закричала что было сил, отчасти отдавая себе отчет в том, что она находится во власти сна, в то же время пребывая в полной уверенности, что это зло уже ничем не исправить.
— Не делай этого! — кричала она, но черные слезы, которыми плакала девочка, попали ей в рот и заглушили ее слова. Она собрала все силы, стремясь проснуться и покинуть этот кошмар, прежде чем все будет кончено… — Не делай этого.
Она кричала, и ее крик вышел за пределы сна. Амайя ощутила, как она с головокружительной скоростью покидает этот ад, осознавая, что она на самом деле кричит, что ее будит ее собственный крик, а девочка остается позади. Она обернулась, чтобы в последний раз взглянуть на нее, и успела увидеть, как она поднимает обрубленную руку и говорит:
— Я не могу допустить, чтобы ама съела меня целиком.
Она открыла глаза и увидела темную фигуру, склонившуюся над ее лицом.
— Амайя.
Этот голос перенесся на много лет назад, чтобы вернуться к своей хозяйке, в то время как логика вторглась в обрывки ее сна, заявляя, что это невозможно. Она еще шире открыла глаза и заморгала, пытаясь вырваться из сна, который подобно песку слепил ее глаза, давя на них и делая их совершенно бесполезными.
На ее лоб легла невероятно холодная рука. Ей показалось, что к ней прикоснулся мертвец, и этого ощущения оказалось достаточно, чтобы заставить ее открыть глаза. Рядом с кроватью стояла какая-то женщина. Она наклонилась над ее лицом и с любопытством разглядывала Амайю. Она явно потешалась. Прямой нос, высокие скулы и идеальные волнистые пряди зачесанных в стороны от лица волос.
— Ама, — закричала она, задыхаясь от ужаса и неуклюже дергая пуховое одеяло.
Она дергалась и пятилась, сжимая одеяло, пока не уселась на подушку.
— Амайя, Амайя, проснись, ты спишь, проснись!
Щелчок, который раздался у нее в голове, залил комнату светом, струящимся от стоящей на столике лампы.
— Амайя, ты хорошо себя чувствуешь?
Явно побледневшая Роз растерянно смотрела на сестру, не решаясь к ней прикоснуться. Амайю мучила непереносимая жажда, все ее тело покрылось тонкой пленкой пота под халатом, в который она до сих пор была одета.
— Я в порядке. Мне приснился кошмар, — пояснила она, задыхаясь и обводя взглядом комнату, как будто для того, чтобы удостовериться в том, где она находится.
— Ты кричала, — испуганно пробормотала сестра.
— Правда?
— Ты так кричала, а я не могла тебя разбудить, — добавила Роз, как будто это что-то объясняло.
Амайя молча смотрела на нее.
— Прости, — наконец произнесла она.
Она чувствовала себя измученной, как будто была преступником на допросе.
— …Когда я попыталась тебя разбудить, ты меня насмерть перепугала.
— Да, — призналась Амайя, — когда я открыла глаза, я тебя не узнала.
— Это я и сама знаю. Ты в меня прицелилась.
— Что?
Роз кивнула на кровать, и Амайя увидела, что все еще держит в руке пистолет. Внезапно сон, в котором девочка подняла к голове ствол пистолета, всплыл в ее памяти во всех ужасающих подробностях. Она отбросила пистолет, как будто обжегшись, и накрыла его подушкой.
— О, Роз, прости! — воскликнула она, оборачиваясь к сестре. — Наверное, я заснула сразу после того, как почистила его. Но он не заряжен, честное слово…
Похоже, ее слова показались Роз не слишком убедительными.
— Прости, — снова принялась извиняться Амайя, — последние дни были очень трудными. Только сегодня мне пришлось допрашивать типа, который убил собственную падчерицу. Это помимо расследования убийств басахауна… Неудивительно, что накопилось напряжение.
— А тут еще я со своими проблемами, — сокрушенно произнесла Роз.
Ее губы подрагивали, напомнив Амайе девочку, которой она когда-то была. На нее нахлынула волна нежности к сестре.
— Наверное, мы все хотим сделать как лучше? — улыбнувшись, ответила она.
Роз села на кровать.
— Прости, Амайя. Я знаю, что должна была все тебе рассказать. Я только хочу, чтобы ты знала, что так получилось не потому, что я пыталась что-то от тебя скрыть. Мне просто было слишком стыдно за все, что со мной происходит. Я сама не понимала, что делаю.
Амайя протянула руку и коснулась пальцев сестры.
— Именно это мне сказал Джеймс.
— Вот видишь? Твой муж даже в этом просто идеальный. Скажи, как я могу жаловаться на свои супружеские несчастья обладательнице такого мужчины?
— Роз, я тебя никогда не осуждала.
— Я знаю. Прости, — прошептала Роз, склоняясь к плечу сестры, которая горячо ее обняла.
— Это ты меня прости, Роз. Я клянусь тебе, что это был один из самых мучительных моментов моей жизни, но у меня не было другого выхода, — произнесла Амайя, поглаживая сестру по волосам.
Разомкнув, наконец, объятия, они обменялись веселыми и искренними улыбками, как могут улыбаться только сестры, которым уже много раз приходилось смотреть друг другу в глаза. Примирение с Роз позволило Амайе почувствовать себя так хорошо, как она давно себя не чувствовала. Подобное ощущение счастья обычно переполняло ее, только когда она вечерами возвращалась домой и, приняв душ, обнимала Джеймса. В глубине души ее уже какое-то время тревожила мысль о том, что с ней все-таки случилось то, чего так опасаются следователи, занимающиеся убийствами, — что ужас, с которым им приходится иметь дело каждый день, прорвет шлюзы того мрачного места, в рамках которого ему надлежит находиться, и затопит всю их жизнь. Больше всего на свете Амайя боялась превратиться в одного из тех угрюмых и разуверившихся в людях полицейских без личной жизни, одолеваемых гнетущим сознанием того, что они сами виноваты в том, что позволили злу разрушить все преграды и лишить их всего, что было им дорого. В последние дни ее преследовало неотступное ощущение неясной и зловещей угрозы, нависшей над ней подобно проклятию. Старые псалмы были бессильны изгнать зло, с которым ей пришлось столкнуться и которое сопровождало ее повсюду, как облепивший тело мокрый саван.
Она стряхнула с себя отрешенность и заметила, что Роз внимательно за ней наблюдает.
— Возможно, теперь тебе пора прекратить скрытничать.