Фермин Монтес проснулся в номере отеля «Бастан», в котором он провел ночь с Флорой. На одеяле лежала записка: «Ты бесподобен. Позвоню позже. Флора». Он взял клочок бумаги в руки и звучно его поцеловал. Он с улыбкой потянулся, коснувшись изголовья кровати, встал и, напевая какой-то мотивчик, направился в душ. Все его мысли были о том чуде, которым для него стало знакомство с этой женщиной. Его жизнь наконец-то обрела смысл. На протяжении последнего года, и теперь он точно это знал, он был ходячим мертвецом, зомби, вынужденным притворяться живым. Но это не было настоящей жизнью, и он устал от этой иллюзии. Флора стала чудом, которое его возродило, снова заставило биться его остановившееся сердце, своего рода человеческим дефибриллятором, придавшим ему неожиданный, но решительный и мощный импульс. Флора явилась в его жизнь самовольно и, не спрашивая у него согласия, наполнила ее смыслом. Едва успев с ней познакомиться, он изумился ее силе и решительному, неукротимому характеру женщины, которая сделала себя сама, в одиночку подняла бизнес и сумела позаботиться о своей семье. Он снова улыбнулся, думая о ней и ее горячем теле в его постели.
Он боялся этого момента почти так же сильно, как и желал, потому что яд, который выпустила, уходя от него, жена, медленно действовал все последние месяцы, подобно химической кастрации, не позволив ему вступить в интимные отношения ни с одной женщиной. Он помрачнел, вспомнив ее прощальные слова… Как он был жалок, умоляя ее не бросать его! Он не мог понять, как она может так легко перечеркнуть десять лет их совместной жизни. Он унижался и плакал и в последней отчаянной попытке удержать ее попросил у нее объяснений. Он спрашивал у нее, почему она уходит, как будто аргументы или мотивы могли оправдать крушение человеческой жизни. Но эта развратная шлюха ему ответила, нанеся ему последний удар, сделав контрольный выстрел в ватерлинию.
— Почему? Ты хочешь это знать? Потому что он трахает меня, как настоящий мастер своего дела. А кончив, он начинает трахать меня снова.
После этого она ушла, хлопнув дверью. В следующий раз он увидел ее уже в суде.
Он понимал, что ею руководили злоба, презрение и досада, в известной степени спровоцированные им самим и предсмертными хрипами их любви, но ее слова все равно засели у него в памяти и продолжали звучать у него в голове, подобно непрошеному звону в ушах.
Пока он не познакомился с Флорой. Он снова расплылся в улыбке, продолжая бриться перед зеркалом в этом отеле, где она предпочитала проводить с ним время, чтобы не давать поводов для пересудов в городе. Осмотрительная и уверенная в себе женщина. А еще такая красивая, что у него захватывало дух. Она отдалась ему целиком, со всем жаром страсти, и он ответил ей тем же.
— Как настоящий мужик, — пробормотал он, вглядываясь в зеркало и думая о том, что давно не чувствовал себя так хорошо и что, возможно, когда они закроют это дело, ему стоит подумать о переводе в Элисондо.
Амайя надела пальто и вышла на улицу. Дождя сегодня утром не было, но влажный туман накрыл улицы покрывалом древней печали, заставляя прохожих идти согнувшись, как будто под бременем тяжелого груза, и искать укрытия в уютных и теплых кафе. Первым делом она позвонила в Доности, чтобы узнать, как обстоит дело с анализами.
— Я все уже запустила, — ответила Жосан. — Слушай, ты могла бы и предупредить меня о том, что помощник инспектора Эчайде так хорош собой. Я бы сделала депиляцию.
Это была шутка, которой они обменивались еще со времен учебы в университете, хотя на этот раз она почувствовала в словах Жосан лишь долю шутки. Она уже собиралась предупредить подругу, что та понапрасну теряет время, но тут же передумала, решив не делать этого. Даже закончив разговор, она еще долго улыбалась.
Она тянула время, чтобы явиться в комиссариат как можно позже. Вначале она хотела зайти в церковь Святого Иакова, но храм оказался заперт. Тогда она погуляла по саду и детскому парку, совершенно безлюдному в это утро понедельника. Она полюбовалась компанией толстых котов, которые, видимо, обитали под церковью, с большим трудом протискиваясь в узкие вентиляционные отверстия. Она шла вдоль церковной стены, вспоминая описанное Барандиараном не такое уж и древнее поверье, гласившее, что если женщина трижды обойдет вокруг церкви, то превратится в ведьму. Она вернулась к воротам и остановилась, глядя на стройные деревья, высотой соперничающие с часовой башней. Она подумывала о том, чтобы прогуляться до ратуши, но сильные порывы ветра начали сгонять в плотную пелену низкие облака, и срывающиеся с неба капли ледяной воды заставили ее отказаться от этой затеи. Амайя развернулась и начала подниматься по улице Сантьяго, к кондитерским, в которых завтракали компании подруг. Она вошла в «Малкорру» и направилась к бару, ловя на себе любопытные взгляды завсегдатаев. Заказала себе кофе с молоком, и напиток показался ей самым вкусным из всех, что она пробовала за последнее время. Прежде чем покинуть кафе, она купила несколько кусков урракин эгинья, традиционного элисондского, изготовленного кустарным способом шоколада с целыми лесными орехами, которым славилась эта кондитерская.
В попытке укрыться от дождя Амайя быстро шла под балконами. Она купила «Диарио де Наварра» и «Диарио де Нотисьяс» и направилась к своему автомобилю, припаркованному на территории старого комиссариата, расположенного ближе к середине улицы. Пропуская небольшой автомобиль, за рулем которого сидела светловолосая женщина, она подумала, что, кажется, видела ее на фотографиях на столе Ириарте. Был уже почти полдень, когда она, наконец, подъехала к комиссариату.
На ее столе лежали все те же фотографии и отчет из лаборатории, в котором говорилось то, что ей еще несколько дней назад сообщила доктор Ткаченко: между образцами муки совпадений нет. Анализ был сделан по методу высокоэффективной жидкостной хроматографии. Но было и кое-что новенькое. Маслянистое пятно на коже козы, обнаруженной на веревке, которой душили девочек, представляло собой оксид со следами углеводорода и винного уксуса. «Это многое объясняет», — хмыкнула про себя Амайя.
Ириарте и Сабальсы на месте не было. Один из дежурных полицейских объяснил, что они отправились в очередной раз опрашивать тех, кто в последний раз видел девочек живыми. Из больницы Наварры сообщали, что состояние Фредди улучшается и его жизнь вне опасности. Почти в час дня позвонил Падуа.
— Инспектор, получены кое-какие результаты по делу Йоханы. Мне кажется, тут имеется информация, способная вас заинтересовать. Рука девочки была отрезана при помощи электрического ножа или лобзика, хотя направление разреза говорит в пользу первого варианта. Поскольку в хижине нет электричества, это мог быть нож на батарейках. Рана в верхней части руки — это укус… Помните, во время вскрытия судмедэксперт сделал слепок?
— Да.
— У криминалистов не вызывает сомнения то, что это след от человеческих зубов.
— О черт! — воскликнула она.
— Я знаю, о чем вы меня сейчас спросите, но укус уже сравнили с отпечатком зубов отца. Медина ее не кусал.
— О черт, — повторила Амайя.