Энджи не засмеялась.
— Как мы расскажем ему о том, почему поженились? Уилл, нормальные дети только и делают, что задают вопросы обо всей этой ерунде. Тебе это известно?
— Существует ли книга о папочке, предъявившем ультиматум мамочке, наградившей его сифилисом?
Когда Энджи не ответила, Уилл поднял голову и посмотрел на нее. Уголки губ Энджи приподнялись в улыбке.
— Вообще-то, об этом снят фильм и он начнется сразу после того, как закончится тот, который идет сейчас.
— Да ну?
— Мерил Стрип играет мамочку.
— Ее лучшие роли связаны с сифилисом.
Он чувствовал на себе взгляд Энджи и не отводил глаз от Бетти, продолжая почесывать ее за ухом, пока собачка не начала подергивать задней лапкой.
Энджи непринужденно перевела разговор на менее болезненную тему.
— Как выглядит жена Пола?
— Она хорошенькая, — отозвался Уилл, отдергивая руку, потому что Бетти куснула его за палец. — А если точнее, то красивая.
— Готова поспорить на свою левую руку, что он ей изменяет.
Уилл покачал головой.
— В ней есть все. Она высокая, умная, элегантная блондинка.
Брови Энджи взлетели вверх, но они оба знали, что Уилл скорее тяготеет к брюнеткам с пагубной привычкой озвучивать все, что приходит им в голову, и перемежать свою речь бранью. Натали Мейнс в парике могла бы стать поводом для беспокойства. Абигайль Кампано всего лишь возбудила ее любопытство.
— Как бы то ни было, — парировала Энджи, — но мужчины изменяют своим женам не потому, что они не хорошенькие, или не умные, или недостаточно сексуальны. Они изменяют потому, что им просто хочется потрахаться, или потому, что им скучно, или потому, что жены больше не желают мириться с их враньем.
Бетти спрыгнула на пол и встряхнулась.
— Буду иметь это в виду.
— Да уж имей.
Энджи выставила ногу вперед, помешав Бетти запрыгнуть на диван. Уиллу было нетрудно представить себе, как она делает то же самое с малышом. Он смотрел на ярко-красные ногти на ногах Энджи. Чего он не мог себе представить, так это как она будет делать педикюр, держа на руках маленькую девочку. Хотя три месяца назад он не мог представить себе, что она вообще когда-то остепенится.
Когда она позвонила, чтобы сообщить, что ему необходимо обратиться в частную клинику и сдать анализы, он пришел в такую ярость, что вышвырнул телефон в окно кухни. После этого они долго скандалили, что Уилл ненавидел, а Энджи обожала. Этой модели отношений они следовали уже почти тридцать лет. Энджи ему изменяла, он ее прогонял, через несколько недель или месяцев она возвращалась, и все начиналось сначала.
Уиллу до смерти надоело топтаться на этом тренажере. Ему хотелось обрести стабильность и некое подобие нормальной жизни. Но у двери не наблюдалось очереди женщин, жаждущих все это ему предоставить. С таким количеством багажа, как у него, нужна была багажная квитанция каждый раз, когда он выходил из дома.
Энджи знала о его жизни все. Она знала о шраме от удара лопатой у него на затылке. Она знала, как было изуродовано его лицо и почему он нервничает всякий раз, когда видит огонек сигареты. В том, что он ее любит, Уилл не сомневался. Возможно, в его любви не было страсти, возможно, на самом деле он вообще не был в нее влюблен. Но Уиллу было с Энджи спокойно, а иногда это самое главное в жизни.
— Фейт Митчелл — хороший коп, — вдруг ни с того ни с сего заявила она.
— Я смотрю, сегодня тебе удалось собрать целую кучу информации, — заметил Уилл, спрашивая себя, кто в департаменте полиции Атланты не умеет держать язык за зубами. — Я вел расследование, связанное с ее матерью.
— Она этого не делала, — ответила Энджи, но Уилл знал, что это машинальная защита, которую копы используют точно так же, как другие люди желают здоровья тем, кто только что чихнул.
— У нее восемнадцатилетний сын.
— Не мне очернять малолетних шлюх, — хмыкнула Энджи. — Будь осторожен с Фейт. Ей хватит десяти секунд, чтобы тебя раскусить.
Уилл вздохнул, ощутив боль глубоко в груди. Он смотрел в проем открытой двери кухни, в которой горел свет. Он видел, что на столе лежит хлеб, а рядом стоит открытая банка «Дюка». Он только что купил этот майонез. Она и в самом деле такая транжира или таким образом пытается ему что-то сообщить?
Энджи забралась на спинку кресла, уселась и опустила руки ему на плечи. Уилл провел ладонями по ее ногам, но она не позволила ему продвинуться дальше. Энджи никогда и ничего не делала просто так, что тут же и доказала, поинтересовавшись:
— Почему ты спросил о детях?
— Просто для поддержания разговора.
— Очень странный разговор.
Он попытался ее поцеловать, но она отстранилась.
— Ну же, — добивалась она, — скажи мне, почему ты спросил.
Он пожал плечами.
— Да просто так.
— Ты пытаешься сказать мне, что хочешь детей?
— Я этого не говорил.
— Может, ты хочешь усыновить ребенка?
Он остановил ее двумя простыми словами:
— А ты?
Она отпрянула, уронив руки на колени. Уилл знал ее практически всю жизнь. За все это время прямой вопрос ни разу не удостоился прямого ответа, и он знал, что в ближайшее время это совершенно точно не изменится.
— Ты помнишь «Дорз»? [9] — вдруг спросила Энджи.
Но она говорила не о рок-группе. Когда они росли, в детском доме были дети, которые появлялись и исчезали так часто, что, казалось, они только и делают, что проходят через вращающуюся дверь. Она прижалась губами к его уху и прошептала:
— Когда ты тонешь, ты не перестаешь учить других людей плавать.
— Ладно. — Он похлопал ее по ноге. — Я выведу Бетти погулять и буду ложиться. Мне рано вставать.
Энджи никогда не умела смиряться с отказом.
— Ты не можешь уделить мне тридцать две секунды своего времени?
— Ты оставляешь на столе открытую банку только что купленного майонеза и после этого еще рассчитываешь на прелюдию?
Она улыбнулась, расценив это как намек.
— Знаешь, — начал он, — ты живешь здесь две с половиной недели, и мы не занимались сексом нигде, кроме этого кресла и этого дивана.
— Ты, наверное, единственный мужчина на земле, которому пришло бы в голову жаловаться на что-то подобное.
— Я склоняю голову перед таким обширным маркетинговым исследованием.
Уголки ее губ приподнялись, но она не улыбалась.