В городе продолжаются уличные бои, но правительственные здания и армейские казармы прочно заняты повстанцами из «Сендеро Крусада». В эту минуту неоортодоксальные священники, как столичные, так и пришедшие с повстанческой армией, проводят в церквах и соборах торжественные литургии в благодарность за освобождение страны от «богопротивного режима Атуральде». И хотя верные прежнему правительству части еще продолжают ожесточенное сопротивление в провинциях Колониа и Сориано вдоль аргентинской границы, президент Атуральде уже не контролирует большую часть собственной страны. Пока что новые власти не получили международного признания, но очевидно, что это вопрос времени. В совместном заявлении руководителей повстанцев, оглашенном номинальным главой «Сендеро Крусада» падре Фелипе Альваресом, подчеркивается, что новый Уругвай будет «католической, миролюбивой страной». Последние слова уже получили поддержку папы римского Павла VII. На деле это означает, что все попытки вашингтонской администрации поддержать дружественно настроенное правительство в еще одной латиноамериканской стране позорно провалились, и Уругвай последовал по пути, которым уже прошли в разное время Аргентина, Чили и Эквадор...»
После того как мы с такой казацкой лихостью прошли сквозь все препоны ФБР, я уже понадеялся, что и в АНБ нам удастся разжиться сведениями.
Не тут-то было.
Для начала, как сподобилась объяснить нам Кейт, штаб-квартира АНБ размещалась не в столице. Здание стояло на другом берегу реки, а значит, относилось к штату Виргиния, чуть ли не через улицу от неимоверного приземистого бункера, вмещавшего в себя военное ведомство, носившее тут название министерства обороны – еще один пример лицемерия речи. Потому все наши бумаги превращались, как карета у Золушки, в тыкву пареную, стоило нам переехать мост.
А чем закончится наш визит, я догадался, едва завидел фасад штаб-квартиры. То было первое увиденное мною в Штатах учреждение с фальшивыми окнами. Ставлю месячный оклад, что за стеклом – даже не кирпичная кладка, а броневая сталь. В Питере одно время популярны были такие фокусы, я научился распознавать их с первого взгляда, невзирая на розовые занавесочки и цветущую герань. В АНБ даже на герань поскупились – под определенным углом броня просматривалась с улицы. Прокол, конечно, но по сравнению с Бюро расследований – просто шедевр фортификации. Только на первом этаже я заметил несколько зарешеченных проемов.
Дежурный на входе, едва заслышав сбивчивое бормотание Кейт, молча препроводил нас в тесную комнатку напротив каптерки и оставил там помариноваться на четверть часа – как раз чтобы сбить излишний гонор. Потом за нами заглянул неулыбчивый юноша в штатском и приказал – не попросил – следовать за ним.
Наш недолгий путь завершился в кабинете некоего майора Смизерса. Не знаю, что он за майор, но на нем не было даже мундира, а был дорогой шерстяной костюм и золотая булавка на галстуке.
– Я рассмотрел вашу просьбу, – начал он на безупречном французском и осекся, узрев наши с Андреем ностальгически-счастливые улыбки.
Слава господу и всем святым, наконец-то нам встретился человек, способный принять решение!
– ...И вынужден с огорчением сообщить, что Агентство национальной безопасности не может допустить вас к секретным данным, – закончил майор, несколько придя в себя.
– Не думаю, чтобы вас это особенно огорчало, майор, – ответил я любезно. – А к несекретным данным вы нас допустить можете?
– В принципе могу, – ответил майор, немного расслабившись. – Но то же самое вы можете почерпнуть из архивов полиции. Или ФБР. Вы туда обращаться не пробовали?
– Пробовали! – ответили мы трое хором.
– И притом вам не придется давать клятву о неразглашении, – уточнил майор.
– Которой мы давать не имеем права, – закончил я. – Что ж, спасибо за прямой ответ. Вы первый чиновник в США, который отказал нам сразу, не гоняя по инстанциям.
– Ну, это, наверное, потому, что я не могу вас никуда гонять, – улыбнулся Смизерс. – Зона безопасности начинается сразу за моим кабинетом.
Так вот почему нас даже не обыскали! Посетителей тут просто не пускают дальше порога. Нет, положительно АНБ нравится мне все больше.
Мы с майором обменялись понимающими взглядами.
– В таком случае не станем вас более задерживать, майор. – Я поднялся со стула. – Вы человек занятой.
– Ну что вы, что вы, – благодушно пробурчал Смизерс. – Это вы меня извините. Долг службы, вы же понимаете. Мы ведь оба цивилизованные люди. Даже не верится, что вы прибыли к нам из такой... дикой страны.
Уж не знаю, что у меня на лице отобразилось при этих словах, а только чинуша наш смолк, посерел так и уполз под стол. Хотел я было плюнуть ему промеж бумаг, да раздумал. Что он понимать может, убогий?
Помню я службу в Северном полку. Северный – он и есть северный, квартировались мы у самого Белого моря, до Архангельска катерком полчаса. В любую погоду ходил там этот катерок: то припасы возил, то офицеров в город да из города, то еще что. На моей памяти ни разу не было, чтобы не пришел он. А водил тот катерок здоровенный помор; точно утес стоял у руля, и казалось – не выдержит его веса катерок, утопнет. И меня возил тот помор не раз. Степенность в нем была такая, что самому невольно хотелось шаг замедлить и заговорить чинно, на манер столетней давности. И это – дикая страна?
Помню Архангельск. Не тот, что у нового порта, где пришлые моряки кутят, а настоящий, поодаль, где стоят под розовым солнцем белые дома с лазурным и травянисто-зеленым узором – какие в один этаж, какие в три, а какие и в семь. Идешь по улице, как по шергинским картинам, и не понять: то ли в самом деле эта красота, то ли ты ненароком в лубок забрел.
Помню Симбирск свой родной. Волжские берега крутые помню. Сады помню по весне, когда берега эти, едва ль не отвесные, белеют в один день, как снегом укрытые. Это – дикая страна?
Выглянул я в окно, посмотрел на хмару серую, копоть машинную, головой покачал да и плюнул. Только не на стол, а в урну. Присутственное место все же.
По обратной дороге мы проехали мимо, как мне показалось, обширного парка, и я никак не мог сообразить, зачем Кейт так старательно нам его демонстрирует. Потом я завидел за деревьями ряды белых надгробий и понял. Это кладбище.
Меня всего перекосило. Самое личное, самое сокровенное для каждой семьи здесь выставлялось напоказ, по-американски нагло. Что за дикость – похваляться своими мертвыми?
– Скажите, Кейт, а что это за кладбище? – поинтересовался Андрей.
– Это Арлингтонское мемориальное кладбище, – объяснила наша провожатая с педантичностью классной дамы. Мне вдруг пришло в голову, что как раз классная дама в пансионе для девочек из нее вышла бы великолепная. А для полицейского она слишком взбалмошна. – Сначала тут было кладбище офицеров-юнионистов, погибших во время Гражданской войны. Потом оно стало памятным. Здесь хоронят всех наших солдат, погибших на войне.