– Нет, командир, – замотал решительно головой возникший в дверном проеме Пележ. – Наши ребята ведут его четко, несмотря на всех остальных охотников. Он в тупике и оттуда ему не выбраться. Это какой-то посторонний объект.
– Бардак! – буркнул капитан, пытаясь разобраться в какофонии фраз, вылетающих из динамиков переговорного устройства.
– Вот, как раз только что командир группы захвата доложил, что объект взяли, – доложил Ильнур, что-то выслушав в наушнике своего переговорного.
– С ним все нормально? – поднялся с места Зенин.
– Более или менее, – смутился лейтенант.
– Это что значит? – набычился Славомир.
– Он начал отстреливаться, и ребята спустили на него собак, – попытался успокоить шефа Пележ. – Порвали его немного, но угрозы для жизни нет. Чуток подлечат, и будет как новенький.
– Ничего у нас без косяков не получается. Ничто не портит цель так, как попадание. И для нас это уже закономерностью становится, – покачал головой капитан. – Я пойду, погляжу, что от него осталось, а ты разберись, что там за посторонний объект, из-за которого так много шума.
* * *
Маскироваться под местного обывателя вряд ли оставалось возможным после того, какой переполох устроил Никсон. Особенно, если учесть, что вляпался он в самый разгар какой-то крупной операции. Скорее всего, алатырьские спецслужбы охотились за кем-то из их диверсионной партии. Однако и отступать было некуда – раз так плотно обложили квадрат, то нашли или скоро найдут объект. А это означает провал всей операции и попадание в руки Государства Алатырь беспретендентного по своим объемам хранилища информации. Значит, оставалось только одно – любой ценой прорываться к цели, ликвидировать ее, а потом уповать на собственные силы, улыбку Суки-Судьбы и мизерный шанс того, что свои не оставят его здесь, а вытащат невесть какими каналами.
Мешающую бегу сумку Майкл выкинул, предварительно вытащив из нее все наличествующее оружие и боеприпасы. Помня о численности заслонов и групп захвата, боеприпасов в наличии казалось совсем немного.
Полутемный лестничный проем вывел Малыша в короткий коридор, в свою очередь ведущий в огромный заброшенный цех с гигантскими древними станками. И здесь же ждал очередной сюрприз, который никак нельзя назвать приятным – не более чем в десятке метров от дверей по цеху двигалась группа, состоящая из троих вооруженных мужчин в форме армейского покроя. И реакция у них оказалась просто отменной, хоть и не такой стремительной, как у Никсона. Все как один развернулись на едва слышный звук открывающейся двери. Вот только открыть огонь до того момента, когда Майкл начал действовать не успели. Первого Малыш достал метким броском ножа, еще надеясь, что шума можно избежать. Но скорость, с которой двигались остальные, уходя с линии огня в разные стороны, ставила крест на его надеждах. Выстрелы загремели одновременно с обеих сторон. Майкл срезал менее расторопного короткой очередью компактного алатырьского пистолета-пулемета с длинным толстым глушителем, едва не угодив под его выстрел. Однако последний противник успел нырнуть за станину, и теперь уже Малышу пришлось совершать стремительные кульбиты, уходя от ответного огня. В мертвом цехе грохот штурмовой армейской винтовки зазвучал как горный обвал. Никсон дал длинную очередь по корпусам станков, заставляя рикошетирующие пули визжать в затхлом воздухе цеха, и опять побежал, напрягая все силы. Ему не нужен был тот солдат, и раз уж бесшумность соблюсти не удалось, то пускай живет. В идеале, он хотел бы пройти не встретившись ни с одной живой душой. Тут как нельзя верну оказывались древние слова – «Лучший бой тот, которого удалось избежать». В другом конце длинного цеха брал свое начало стометровый рукав пешеходного перехода в соседний комплекс. Согласно схемам существовал еще и подземный транспортный переход, но слишком велика была вероятность, что его створы намертво замуровали при проведении консервации объекта.
До ступеней перехода оставалось не более двадцати метров, когда за спиной вновь злобно загремели выстрелы. По всей видимости, уцелевший солдат осознал, что в него никто больше не стреляет, и выбрался из-за своего убежища. Малыш метнулся в одну сторону, потом в другую, наклоняясь всем телом, раскачиваясь, словно маятник, чтобы не дать стрелку прицелиться. Одна из пуль все же обожгла левый бок, вспоров лишь кожу. А в следующую секунду, Никсон уже нырнул рыбкой в дверной проем перехода. Но и тут его уже ждали. Скорее всего, грохот выстрелов не остался незамеченным, а то и вовсе уцелевший солдат сообщил о нападении по переговорному устройству. Как бы то ни было, но едва только Майкл показался в рукаве перехода, как его стекла брызнули бисером под градом пуль. Малыш на четвереньках побежал по рукаву, прижимаясь к бетонным стенкам. От бьющих с близкого расстояния снайперских винтовок эти стены служили не лучшим укрытием – тяжелые пули прошивали бетон насквозь. Однако видеть цель снайпера не могли. Поэтому стрелки били, ориентируясь на звук или движение в уже пробитых пулями отверстиях в стенах. Кто-то и вовсе лупил по стенам наугад, в надежде вогнать шальную пулю в беглеца. Кровь, разнося по телу взрывные дозы адреналина, молотом стучала в ушах, заглушая собственный безумный крик, с которым Малыш мчался вперед. Вокруг разверзся такой ад, что Никсон сам внутренне изумился, сумев все же добраться до противоположного выхода из перехода совершенно невредимым. Где-то в мозгу, словно звон кассового аппарата, тренькнула короткая мысль, что противник израсходовал непостижимое количество патронов с нулевым результатом.
Тем временем, до цели осталось совсем немного – пройти через громоздкий корпус по длинным коридорам, пересечь по навесным пандусам глубокую шахту гигантской системы охлаждения и отыскать скрытую дверь в следующем лабораторном корпусе.
Оказавшись в системе длинных разветвленных коридоров, Никсон снизил скорость и заставил себя успокоиться. Теперь он перемещался осторожным бесшумным шагом, держа наизготовку пистолет-пулемет. Освещения в коридорах не было вовсе, и, отойдя от дающего свет дверного проема десяток шагов, Майкл зажег маленький фонарик. Сейчас он полагался не столько на глаза, возможности которых ограничивал узкий пучок света, сколько на слух и чутье. Поэтому, когда до его уха донесся невнятный звук, почти не слышимый на фоне доносящегося снаружи шума, Малыш вовсе отключил фонарь и замер. Кто-то притаился впереди, совсем близко, за поворотом коридора. Никсон неожиданно для себя ощутил их дыхание, стук сердец, гул текущей по венам крови. От неожиданно нахлынувших ощущений он испуганно замер, буквально забыв дышать. Что-то опять происходило с его телом, с его чувствами и реакциями. Что-то еще более сложное и тонкое, чем способность быстро регенерировать или предчувствовать опасность. Словно непроницаемая до этой поры шкура спала с его тела, открыв доступ к запахам, звукам, краскам окружающего мира. И одновременно с этим пришло понимание, что все, что он ощущал до этого мгновения, все чувства обычного человека, оказались практически слепотой по сравнению к тому, что открылось сейчас. Возможно, именно так чувствует себя скользящая в глубинах океана акула – ощущение всего окружающего мира сразу, на расстояние в десятки метров во все стороны, движение других существ, живущих своей жизнью, способность «видеть» все почти без света, без звука, непостижимым чутьем самого тела… Растерянность от внезапно обрушившихся ощущений прошла, уступила место осмысленной необходимости выполнить задачу. Потом, в другом месте, в другое время, когда все это останется позади, он обязательно попытается осознать и осмыслить произошедшее с ним только что. Так уже было с ним, когда он вдруг понял, что ощущает смерть за миг до ее прикосновение к нему. Так было когда он вдруг обнаружил, что раны заживают на его теле с той скоростью, с которой высыхает на ярком дневном солнце оброненная на камни капля воды… Все будет потом, а сейчас он должен просто идти вперед, чтобы это «потом» смогло настать. Малыш стремительно скользнул к повороту коридора и, высунув лишь руку с оружием, расстрелял притаившуюся засаду. Сменив обойму, он потрусил дальше, не зажигая больше ставшего совершенно ненужным фонаря.