— Отвали, и чтоб не слышно, ясно? — смотрю на нее и отпиваю еще, видимо Антон шампанское где-то в реке отмачивает, это вновь открытое совсем ледяное; оглядываюсь, ни Бабочки, ни Валевского, а Антон веселится.
— Нет, ну ты меня реально радуешь, ты казалась всегда даже слишком воспитанной, не знал, как к такой подойти, а тут разбитые носы кругом!
— Антон, давай без комментов, просто спасибо, сейчас напьюсь и снова стану воспитанной… — а сама пью жадно, пока опять какая хрень не случилась нужно быстрее напиться.
Делаю глоток за глотком и почти успокоилась: «Все хорошо, все идет так, как надо, завтра я уеду, а сегодня вырублюсь и забуду все», — твержу в себя мантру. Егор хватает меня со спины за руку, выкручивает через поваленное бревно и тащит за палатки, видимо я немного охмелела и подобрела, начала хихикать, глупо или нервно — уже не разберешь, он вцепился в меня одервенело и что-то говорит в ухо, а я ничего не понимаю, музыка громкая, уху мокро и ничего не слышно, говорю ему:
— Ты чего Надьку в лесу полуголую кинул? Вот сейчас маньяк ее и достанет, он блондинок любит… — на что Егор вообще взял меня за локти и тряханул, пытается смотреть на меня, но тут темень-выдри-глаз и вообще мне уже больно.
— Ты что несешь, какой маньяк? Кто тебе сказал? Ну-ка, смотри на меня! — он дергает снова очень больно и грубо, и у меня появляется слеза, какой ужас, я пугаюсь своей слабости.
— Иди ты на хрен, Егор! Понял? Иди на хрен и не смей меня трогать, никогда больше, козел! Ненавижу… — выпутываюсь из его деревянных ручищ, а он держит и держит.
— А что я делать должен, а? Мне что делать? Что я тебе, пионер? — крутит меня брыкающуюся и не отпускает.
— Ты козел, а не пионер, отвали, нос сломаю, вот честно, достал уже! — и я замахнулась освобожденной рукой, он меня отпустил, а я вернулась к Антону, взяла бутылку и отпила снова.
— Чего хотел? — Антон обернулся и смотрит вслед Егору, который широкими шагами, отпинывая по ходу хлам под ногами, пошел к костру.
— Сказал, что отправит домой, если я буду драться и бухать… — это были слова Надьки, но какая разница?
— Слушай, а поехали со мной, я завтра с нашей тарантайкой в город, поехали? На хрена тебе весь этот цирк? Мне в Москву на днях улетать, так в кино сходим… — он повернулся ко мне, озаренный своей идеей.
— Поехали, но я еду не с тобой, у меня дела, и в кино не пойду… — взяла его и отвернула от себя, не грубо, но очевидно, что «никаких романтиков» крутить я с ним не буду.
— Ну, давай без кино…
— Давай без давай…
Но Антон ничего не понял, наклонился и поцеловал в губы, я-то от него отскочила и даже смешно стало, стою и хихикаю согнувшись, видимо уже напилась, но оказывается Ромка уже нарисовался с мокрой Бабочкой на поляне, а тут такое! Ну, у него нервы тоже ни «к черту», он с разбегу падает на Антона и колотит куда-то, я уже и смеюсь, и икаю. Ванька их разнимает, куча-мала остается на поляне, а я, все же прихватив бутылку, иду к реке, пора и мне освежиться. Под гранитной плитой темно, но вода подсвечена фонарями из лагеря, у берега все растоптано в слякоть, устряпалась в грязюке вся, встаю на колени и почти целиком запускаю лицо в воду, отплевываюсь от теплой, прогретой жарким днем воды, но все равно становится холодно, и хмельной дурман сходит на нет.
К палаткам я просто не могу вернуться, обхожу наш утес вдоль речки и иду на Луну вдоль поднимающегося берега в горку, туристов здесь нет, глухо, да и для свиданий отчего-то место непопулярное, все бегают на «пшеничное поле», да я сама в эту сторону ни разу не ходила. Забралась на пушистый, очень теплый холм над речкой, от лагеря ушла беспечно далеко. Луна светит прямо на меня, огни костров остались за елками и соснами нереальными всполохами. Тишина, нет ни шорохов, ни любовников в кустах, удивительно, что и мошкары тут нет, слишком уж сегодня было жарко, видимо ее солнцем высушило, терпеть не могу эту адскую москитную взвесь, а тут немыслимый покой, хотя в лагере в низине у реки они клубятся стаями. Задремала или просто провалилась в пустоту, мне уютно, когда так долго я не слышу маньяка, он словно стал моей работой или общественной нагрузкой, всегда теперь думаю о нем, теперь все связано с ним, но не могу больше, сегодня я его забуду.
Наверно я уснула, потому что вдруг поняла, что Егор рядом. Когда и как он нашел меня, ведь мне казалось, глаза я так и не закрыла? Он ничего не сказал, ни слова, мне нравится, когда Егор молчит, поцеловал, за этим видимо и пришел, за любовью, и я бы никогда больше не расставалась с ним, гори все синим пламенем и будь что будет! Вот бросить все и остаться вдвоем, возможно, там, где нет никого, возможно, не в этом мире, хотя есть подозрение, что мы и так всегда вдвоем, что бы между нами ни случалось, какие бы расстояния времени, пространства и забытья ни вмешивались — мы всегда вместе. И где-то есть место, где нет между нами разницы, где мы одно. Близость не сближает нас, это отдушина, разрядка, воспоминание, ближе, чем мы есть, быть не получится, нет нигде ничего более близкого, чем он и я. Егор останавливается на крайней стадии, ну так он же не знает, что я не девственница! Не даю ему остановиться, вот еще, на хрена мне воспоминания про маньяка, хочу помнить только Егора, только Его, и он хотел бы сопротивляться, но не может, шепчу ему на ухо:
— Он убил меня, тот, кого вы ищете, изнасиловал и убил, закопал в могилу, забрал белье и толстовку, я разбила ему лицо и на мне была его кровь, наверно толстовку он сжег, но если бы найти место, где он трофеи прячет. Если мы его вычислим, его казнят? Его казнят? — Егор расслабился, зажал меня в два обхвата и долго не отпускал, но я все говорю, мне так много надо сказать. — Мы должны найти его, он убивает очень давно, я нашла похожие исчезновения блондинок лет восемнадцать назад… — мы сели, облокотившись о сосну с необъятным стволом, ей лет восемьсот, не меньше.
— Откуда знаешь? Знаешь, что я должен с тобой делать? — прижимает и дышать невозможно.
— Вообще-то слушать! Так вот, я поехала сразу в городской архив и нашла похожие случаи, самый ранний семьдесят первого года, но это конечно не показатель, многие девушки схожи, почти все подросткового вида блондинки, похожи на мою двоюродную бабушку Лизу, она меня и спасла, но это сейчас неважно. Важно, что таких случаев я обнаружила много, в «нижних» лагерях нашлись и адреса возможных жертв, но, надеюсь, что многие окажутся непричастны к этому делу, все это только мои предположения! Ну и главное: завтра я поеду с тем парнем в город, с которым меня Сергей твой видел, это его девушка тут весной пропала, мы пройдемся по всем известным адресам и будем подавать «коллективное заявление», если все же все подтвердится. Нам в твой отдел идти? — он пытается рассмотреть мое лицо, но это сложно при таком зыбком освещении.
— Ты как все это провернула? Охренеть, чувствовал — надо тебя к Ане отправить, знал, что надо было! Но тут это «дело маньяка» началось, и я бдительность утратил напрочь! Не мог я поверить, что с тобой случилось такое, но как? — он легонько шлепнул меня по заднице, но чего ворчать-то уже?