Мигрошка только ушами тряс. Какие там пальцы… Люди, небось, себя не забывают, у всех деревенских крыш в прохладе сидят, закусывают, выпивают. Как он, Мигрошка, из своего бочонка мог виноград есть, если бочки все за его спиной в двуколке? Муха он или оса?
Вечером зажег хозяин фонарь, пришел в конюшню, смотрит. Стоит Мигрошка, покачивается, глаза мутноватые, все норовит улыбнуться, да только гримаса одна выходит.
Ухмыльнулся хозяин:
– Пьян? Скотина! Виноградного сока нализался, небось, теперь в брюхе бродит…
– Как же он мог напиться? – вступился за мула Игорь. – Ведь в бочке только мятый виноград был…
– Так что ж… Целый день он на солнце в корчаге простоял, забродил. А теперь в муле бродить продолжает.
Молчит мул. Икнул и ногой топнул. Подождал, пока хозяин ушел, и фыркнул: «Не на твои деньги напился… Работаешь, работаешь… как мул какой-нибудь. Раз в году выпил, еще и попрекают. Сами-то сегодня до утра виноградный сок дуть будете. Вот возьму дерну башкой, вырву цепь, дверь вышибу, на двор выйду и песни петь стану…»
«Не надо, Мигрошка, не надо, – заскулила у двери Хризантема. – И голос у тебя неприятный, и бока тебе наломают, что хорошего? Хочешь, я тебе виноградную кисточку за дверь подброшу опохмелиться, а?..»
Сбор винограда только что кончился. На русской ферме шел пир горой: надо было и соседей-французов, не разгибавших на винограднике три дня спины, попотчевать, и самим поставить веселую точку по случаю урожая и конца виноградного года.
Под тростниковым навесом у белой стены дружно и шумно угощались. Баклага с красным терпким вином переходила из рук в руки. Пельмени тети Даши вызвали полное одобрение французов: плотный рыбак-фермер даже пальцы обсосал, встал, поклонился хозяйке в пояс и всю масленую пятерню к сердцу приложил. Понравилась и толстая чайная колбаса, парижский дар дяди Васи… А зубровку и на свет смотрели, и нюхали… Жаль, что в Провансе такой травы не водится. Семена, быть может, достать можно? Да где достанешь, кто же это зубровую траву сеет…
Потом завели граммофон, и невидимый Шаляпин дважды подряд раскатисто пропел перед всей компанией «Дубинушку». Широколиственная библейская пальма перед навесом, наверное, за все долгие годы своей мирной зеленой жизни такой удивительной песни не слыхала… Аплодировали, хотели даже Шаляпину веселую телеграмму послать – «обнимаем, целуем, пьем», – но адреса его никто не знал.
В разгар беседы с берега примчались босоногий Мишка и Игорь в голубых штанах об одной подтяжке по голому телу. Оба были взволнованы чрезвычайно и вперебой закричали:
– Скорей, скорей!..
– Девочка в лодке!
Французы переглянулись, не поняли. А Мишкин отец спокойно вытер виноградным листом усы и сказал:
– Слюну выплюнь, Мишка. Какая девочка? Что за лодка…
– Англичанин высокий, который всегда в наш залив приплывает с дочкой…
– Выплюнь слюну. Дальше?
– Ходит один по берегу… Голый. В трусиках и в пенсне. И страшно ругается. Лодка его до самого горизонта уплыла в море… Отвязалась. Скорей…
– Девочка в лодке? Ты видел?
– Где же ей больше быть? – обиженно вступился за приятеля Игорь. – Он всегда с дочкой. Верно, пока он купался, лодка и отвязалась. Он на весь залив ругается. По-английски… И мы его знаками успокоили, что сейчас приведем помощь… Что ж ты, дядя Вася, сидишь, как президент? Разве ты не слышишь?
– В самом деле, надо идти.
Дядя Вася встал. Поднялся и русский фермер, и соседи, которым наскоро объяснили, в чем дело.
Впереди, задрав хвост, понеслась к морю Хризантема. Она во всех таких случаях всегда изображала бестолковую карету «скорой помощи».
Англичанин действительно был мрачнее кипариса. Ростом с весло, стоял он, расставив рыжеватые ноги циркулем, смотрел на черную, качающуюся в волнах скорлупу. Рукой придерживал на животе широкие полосатые трусики.
– Птит [42] мадемуазель? – спросил, подбежав к нему, русский фермер. Англичанин пожал плечами и отрывисто щелкнул непонятным английским словом.
– Пикола рагаца [43] ? – переспросил по-итальянски рыбак. Англичанин повторил свое птичье слово и сердито показал на лодку.
– Эйн клайнес медхен [44] ? – участливо обратился к нему дядя Вася. Джентльмен глазами сверкнул.
Вот оказия… На всех языках могут, кроме того, который сейчас был нужен. Мишка не выдержал.
– Чего вы к нему пристаете. Господи! Это он имя своей дочки, должно быть, назвал. Не все ли равно, как она называется?! Надо ехать! Алле…
Англичанин кивнул головой.
– А лодка все уплывает… Все уплывает… – с тихим отчаянием пропищал Игорь. – Кровопийцы вы!..
Взрослые опомнились. В самом деле, чего еще ждать. Ходу! Ходу!
Понеслись рысью к лодочному сараю рыбака. Ключа с собою не захватили. К черту ключ! Камнем сбили висячий замок. Выкатили пузатенький моторный бот по проеденным ржавчиной покатым рельсам в воду. Сели.
– Поедете с нами? – жестом пригласил дядя Вася англичанина.
Тот только рукой отмахнулся. Странный человек. Должно быть, с отчаяния совсем одурел.
Запыхтел мотор. Бот с места резвой собакой помчался, взбивая седую волну, к далекой лодке. Ишь как стрекочет, словно на швейной машине шьет. Дети облегченно вздохнули. Мишка взял осторожно англичанина за длинную ладонь и сказал:
– Будьте покойны. Бон. Они нагонят.
А Игорь притащил из сарая скамейку и, пыхтя, поставил перед англичанином. Через плечо мальчика волочился обрывок старого паруса.
– Садитесь. Дочка ваша умница… Сидит себе в лодке и тихонько плачет. Ничего ей не сделается.
А в парус закутайтесь… Свежо очень, и вы совсем голый.
Англичанин легонько щелкнул мальчика по голове и улыбнулся. Улыбка ведь на всех языках одинакова.
Сели втроем на скамью и стали смотреть в море.
– Подходят, подходят… Цоп! Зацепили. Привязывают.
– Чего же это они круги вокруг описывают? – встревожился Мишка. – Не нравится мне это.
Игорь толкнул его плечом и показал глазами на англичанина:
– Осторожнее… Что ты зря каркаешь?..
Когда моторный бот с лодкой на буксире медленно подходил к камням, мальчики испуганно переглянулись: девочки среди пассажиров не было. И лица у подъезжавших были насупленные и строгие. Но чудак-англичанин перемахнул с камня на камень и, показывая на белевшее на носу лодки белье и платье, радостно и хрипло крикнул все то же птичье слово.