Старый карп, тяжело дыша, усмехнулся:
– А разве мальчики на коровах катаются?
Голос у карпа был такой низкий, как последняя басовая клавиша на пианино.
– Чего же вам от меня надо?
Карп пожевал сырую траву (трудно ведь на воздухе дышать) и спросил:
– Ты что вчера за обедом ел?
– Карпа… – сконфуженно ответил мальчик. Все карпы содрогнулись и покачали головами.
– А третьего дня? – спросил, подвигаясь поближе, глянцевитый черный угорь.
– Жареного угря…
Все угри содрогнулись и покачали головами.
– Вкусно?
Бедный Игорь опустил голову.
– Что ж нам теперь с тобой делать? – зашипел карп.
– Я не виноват! – захныкал мальчик. – Угрей ловит матрос, а карпов приезжий господин, папин знакомый. Я только смотрел…
Рыбье кольцо сузилось плотнее.
– Что ж нам теперь с ним делать? – спросил у рыб черный угорь.
– На сковородку! На сковородку! – запищали рыбы, размахивая плавниками и головами.
– А масло?
– Там в сарайчике стоит жестянка с автомобильным маслом.
– Мама! – отчаянно завизжал Игорь. – Цезарь! Господин садовник!..
Но никто не шел на помощь, а коленки никак нельзя было отодрать от земли. Так во сне всегда бывает в минуты опасности.
И вдруг вспомнил Игорь, что он ведь умеет летать. Замахал-замахал руками, быстрей-быстрей-быстрей, грузно взмахнул над травой и, как подшибленная утка, с жалобным криком полетел косой воздушной дорожкой к себе на крышу. Налетел грудью на желоб, больно стукнулся – и проснулся.
– Что? Зажарили?
Камышинка в кушетке впилась в бок. На белой трубе тень от наклонной железки на Игоревых солнечных часах показывала без четверти два. Пора вниз – на землю, к людям.
За трубой стоял кувшинчик с водой. Игорь смочил глаза, затылок, побрызгал в щеки и совсем очнулся. Поправил в выемке свернутый русский флаг, – мальчик его только по воскресеньям подымал, чтоб краски не слиняли под солнцем. Посмотрел на блестевший в кругу тополей пруд и задумался.
Надо будет непременно выпустить в пруд маленькую рыбку, которая в банке у Игоря в комнате живет. Или не выпускать? Все равно ее щука съест. Странно: когда щука ест рыб, они не обижаются… А когда мальчик ест, они такой скандал подымают. Сами ведь несчастных червей с крючков обрывают… Оттого и попадаются.
Подтягиваясь на веревке с узлами, Игорь лениво стал подбираться к чердачному окну.
А из-за трубы выглянул пегий кот кузнеца: мальчик уходит, место на кушетке нагрето, вволю теперь поспать можно. Уж с этой кушетки никто тебя кухонным полотенцем на пол не сгонит…
Из Парижа приехала в гости дама с тремя дочками. Девочки как девочки: сероглазые, румяные крепыши. И похожи были друг на дружку, как три графина одной серии, но разных размеров. Вначале они жеманились, но потом разошлись и стали обращаться с Игорем, как с четвертой сестренкой.
Взрослые наверху разговаривали, а девочек на попечение Игоря сдали – занимай как знаешь. И шуметь позволили, только потихоньку… Потому что визг сквозь потолок проберется и начнутся там всякие мигрени и невралгии. Почему у Жанны д’Арк никаких мигреней не было?..
Вся четверка уселась в столовой на диване.
По стеклам хлопал дождь. За окном на клумбе кланялись мокрые розы. Горлинка в липовой аллее умолкла – не очень-то в такую погоду поворкуешь…
Когда дождь, лучше всего сидеть на диване. Ноги в одну сторону вертятся, языки в другую. Потом друг на друга посмотрят, и все сразу фыркнут. Но не весь же день фыркать.
«На чердак их, что ли, свести? – подумал Игорь. – Нельзя. Платьица у них белые – тюльпанчиками, измажутся, как крысы в погребе. Потом отвечай за них: “Как тебе не стыдно?”, “Неужели тебе не стыдно?!” и тому подобное».
– Давайте сочинять сказку! – придумал Игорь. – Нина самая маленькая, пусть начнет. Потом Танюша, потом Лина. А уж хвостик я приделаю.
– Хитрый какой! Хвостик всякий досказать может. А ты начни! И чтоб без «некоторого царства» и без «жили-были». Чтоб совсем, совсем не по книжкам… Игорь, начинай! Игрушка-ватрушка, начинай! – затараторили девочки.
Но Игорь уперся.
– Почему непременно я? Вы гостьи, вам и первое место. Умницы такие, вечно вас, девочек, в пример ставят, а не могут без мужчины сказку начать…
– А вот и можем! Извините, пожалуйста… – Нина расправила колокольчиком юбку, уселась поплотнее и вздохнула…
– Вот. В парке жила крошечная фея. Повелевала над всеми козявками, не позволяла воробьям драться и заказывала соловьям соловьиные концерты. Вот. Постойте, я по порядку… Спала она в гроте, в паутинном гамачке, на жасминной перине. А ночью, когда температура опускалась, прилетали мохнатые шмели и осторожно на нее дышали, чтоб ей было тепло. Да. Утром она просыпалась…
– Пила кофе… – подсказал Игорь.
– Пожалуйста, без глупостей. Вовсе не кофе, а росу с медом в лиловом колокольчике. Черный блестящий жук гудел у входа, она садилась на жука, будто в автомобиль, объезжала весь парк и делала замечания. Почему акация не распускается? Стыдно, давно пора! Почему две букашки былинку в разные стороны тащат? Двадцать раз надо показывать? Почему от осы нафталином пахнет? Опять на балконе в развешанные вещи нос совала?! Где божья коровка? Раз она при фее вроде комнатной собачки, незачем в парк самовольно убегать! Сейчас же разыскать!
– О, – сказала Таня. – Да это не фея, а ажан какой-то…
– Ничего не ажан. Не вмешивайся!.. Все приведет в порядок и спустится под грот, в свою зимнюю кладовую. Опять сырость! Эй, жук! Прикажи всем козявкам посыпать пол толченым древесным углем… Паутину смести. Переварить на солнце яблочное желе… Скоро новое заготовлять будем… Вот. И пуху чтобы натаскали побольше в подземную гостиную: дрожать зимой она не желает…
– Можно, Ниночка, центральное отопление поставить? – лукаво спросил Игорь.
– Нельзя. Кто же ей поставит, да еще такое миниатюрное? Вот. А потом она пошла по дорожке и приказала улитке уползти в траву. «Тут люди после обеда гуляют и могут тебе сломать спину. Или курица тебя склюет. Ты моя подданная, и я должна о тебе заботиться…» Улитка сделала реверанс и уползла, а фея села на камень и подняла пятку… Ах! Опять чулок о колючки разорвался. Сняла она с дерева паутинку, заштопала дырку и задумалась…
Нина развела руками и запнулась.
– Дальше я не знаю.
– Теперь я, – сказала средняя, Таня. – Фея подняла голову: что это у ворот за грохот? Взлетела на сосну, ладонь к глазам приложила… Прекрасно! Все человеческое семейство уезжает на вокзал. Наконец-то она проберется в большой дом, давно она туда собиралась. Слетела она вниз…