Сапсану, как, разумеется, и остальным сталкерам, даже не приходило в голову поторопить бригадира или обвинить того в излишней осторожности. Только идущий перед ним Питон обернулся во время очередной остановки и спросил:
– Че тормозим-то, епа, каждый раз? Можно же бросить что-нибудь и проверить.
– Нельзя, – ответил Сапсан, смахнув со лба пот. – Чувствуешь, какая парилка вокруг? «Горелки» слишком тесно стоят. Одну разрядишь, она заденет остальные, и тут такое начнется, что любой крематорий обзавидуется.
– А-а-а.
– Ага. Ты, кстати, автомат на предохранитель поставь.
– На хрена?
– Выстрелишь случайно, и все в шашлык превратимся. Пуля минимум сквозь десять «горелок» пройдет, пока полностью не расплавится.
– Я случайно не стреляю, – самодовольно ответил спортсмен. – Так что не ссы.
– А ну ставь! – раздался из-за спины Сапсана угрожающий голос Татарина. – Умник тут нашелся!
– Поучи еще, – буркнул Питон. Но флажок предохранителя на «калаше» все же перевел.
Следующие полчаса брели без остановок. Глядя на колебания горячих потоков, Сапсан невольно вспомнил, как любил смотреть на такие же воздушные волны, лежа под палящим летним солнцем на маленьком пляжике возле речки, протекавшей рядом с бабушкиной деревней под Симферополем. Мог ли тогдашний шкет подумать, что спустя двадцать лет он, рискуя жизнью, будет ползти грязный, уставший и потный по мокрым чавкающим кочкам, уповая на знания и удачу неизвестного, в общем-то, проводника?
Нет, Сапсан не сомневался в опыте Шалого. В Зоне естественный отбор работает намного жестче, чем в большом мире вне Периметра. Недотеп, неумех и просто дураков Зона очень быстро смахивает со своего покрытого аномальными струпьями радиоактивного тела. И возвращающиеся из очередной ходки бродяги, и устраивающиеся на ночлег жильцы – все они, прожив очередной день, становятся, как говорит Профессор, олицетворением поговорки, гласящей, что «то, что нас не убивает, – делает нас сильнее». Сапсан не знал, откуда Профессор стянул эту фразу, но каждый раз, вспоминая свой предыдущий день, убеждался в ее правильности. И боялся. Боялся, что однажды, уверившись в собственном всесилии, допустит ту единственную ошибку, которая станет роковой. Или, что не менее плохо, эту ошибку допустит ведущий его проводник. Например, Шалый.
Придя к такому неожиданному выводу, Сапсан с удвоенным вниманием оглядел неказистый болотный пейзаж, изредка задерживая взгляд на бликах редких «черных брызг».
Солнце уже слабо сопротивлялось появившимся на небе тучам, явно вознамерившимся разразиться холодным дождем. Будет очень хорошо, если мощи небесного светила все же хватит, чтобы продержаться до того момента, когда группа наконец выберется из Жженых топей, – в пасмурную погоду атмосферные колыхания «горелок» сливаются с окружающей серостью, становясь практически незаметными для человеческого глаза. Тогда останется надежда лишь на маркеры аномалий в наладоннике бригадира.
Питона или идущего перед ним Колоду такие треволнения наверняка не беспокоят – слишком мало прошло времени, чтобы они в полной мере поняли опасность своего нынешнего положения. Интересно, как бы зэки отреагировали, увидев, с какой скоростью обугливается попавшее в «горелку» человеческое тело?
Сейчас они, по прикидкам Сапсана, как раз огибали Агротех – хлебное место многих бродяг. Сам Сапсан тоже больше всего любил заколачивать свою деньгу именно здесь. На Агротехе водилось достаточно большое количество артефактов средней ценности, а изредка попадались и весьма редкие экземпляры.
Свое название эта территория получила за то, что на ней располагался большой комплекс заброшенных зданий бывшего научно-исследовательского института «Агротех». Когда-то считалось, что этот НИИ занимается сельскохозяйственными изысканиями, но после Посещения в девяносто первом году, когда до внутренних документов института добрались не бюрократы-чиновники, а разведывательные группы умных и потому до неприличия секретных контор, выяснилось, что отчеты о новейших видах кабачков и скороспелых помидорах являются грамотно составленными «филькиными грамотами».
Из обрывков утекших в «Сталкер-бит» сведений выходило, что деятельность НИИ «Агротех» заключалась в снабжении новейшим оборудованием неких подземных лабораторий с кодовым обозначением «Z». Три лаборатории впоследствии были обнаружены в разных концах Зоны, но точно сказать, чем они занимались, не могли даже въедливые спецслужбы.
Поскольку все потенциально крамольное из НИИ было вынесено, интерес к его корпусам потерялся довольно быстро. Какое-то время в бетонных коробках располагались военные, но после новой активации Зоны многие базы армейцев были отозваны на охрану Периметра, и комплекс по праву сильнейшего занял «Приоритет», сквозь пальцы смотревший на снующих по округе сталкеров.
Теперь же, когда снисходительное отношение «приоритетовцев» к искателям-одиночкам сменилось лютой ненавистью, лучше замочить ноги болотной водой, чем на находящейся неподалеку от Агротеха Старой свалке рисковать головой под пулями подчиненных генерала Дрозденко…
– Эй, бродяга. Первый раз в топях, да? – прозвучал насмешливый голос Татарина.
– Нет, – ответил Сапсан, поняв, что жилец заметил его нервозность. – Просто в такую глушь не забирался.
– Да какая тут глушь! Гнус с Хмырем уже прошли и самые свежие метки поставили. Так что сейчас с нормальной скоростью идем.
– Если вы часто в топях бываете, то почему в общую сеть маршруты не выкладываете?
– А зачем? – искренне удивился Татарин. – Чтобы ваши желторотые щеглы по своей хронической тупости всю тропу перед военными запалили. Нет, браток, это наша маленькая тайна. Не будь ее, шайтана плешивого мы бы тут сейчас тихой сапой на Черномаш драпали. Щемились бы под ржавыми корытами на Старой свалке. А здесь тихо и тепло. Только чуть мокро.
– А нас тогда зачем с собой взяли? – спросил Сапсан. – С чего вдруг доверие такое?
– Считай, гуманитарную помощь оказываем, – ответил жилец. Чуть помолчав, тихо добавил: – Ты не думаю, что проболтаешься, и бабай ваш тоже на трепло не тянет. А вот бычара мне, честно скажу, не нравится. Дерзкий больно. Зона таких, сам знаешь, не любит.
– Знаю. Но он в наших краях первый раз, обвыкается.
– Ты, пока он обвыкается, держи ухи на макухе, чтоб с ним заодно в какое-нибудь дерьмо не воткнуться.
Сапсан не любил обсуждать своих напарников, какими бы они ни были, за их спинами. Не то чтобы он полагал это чем-то неправильным или даже подлым. Просто считал, что высказать претензии человеку в лицо – это как-то разумнее. Ведь, в конце концов, сколько ни обмусоливай с другими людьми проблему жадности, лени или трусости попавшегося тебе компаньона, сам компаньон от этого не изменится. Да и ты будешь выглядеть не в лучшем свете – вот дурак, с растяпой связался, да, наверное, сам такой же.
Гораздо практичнее подойти к напарнику, мирно лакающему за барным столиком пиво или что покрепче, плюхнуть ему на плечо грязную ладонь и сказать, что, мол, сволочь ты, Курок. Зачем за «гремучей салфеткой» на старый кран без спроса полез? И сам чуть не гробанулся, и товарища подставил, которому, пока ты на стреле болтался, пришлось свору псов-интуитов отгонять. Вот брошу тебя, остолопа, в следующий раз и глазом не моргну, потому что своя шкура дороже, да и патроны денег стоят. И напарник – молодой, но уже возомнивший себя матерым сталкером – после этих слов пивом, или чем покрепче, поперхнется, глазки потупит и пообещает, мол, Сапсан, братуха, мамой клянусь, что впредь более никогда, и, вообще, сколько я тебе за потраченные патроны должен. Вот инцидент и исчерпан.