– Тихо! – шикнула на нее Танька, прижимая ладонь к старой штукатурке. Стена пульсировала. Отдаваясь в кончики пальцев, старое здание сотрясала мерная вибрация, и где-то далеко-далеко, на пределе слуха доносился протяжный зов: «Повели-и-итель! Услышь меня-я!»
– Он здесь! – прижимаясь к стене всем телом, прошептала Танька. Бесшумной тенью Оксана Тарасовна метнулась к ней. У входа протяжно взвизгнули тормоза – мини-вэн вовкулаков догнал их. Только бы серокожий не заметил!
– Наверх! – одними губами шепнула Танька и рванула по лестнице. Дверь, обрамленная плакатами с изображением пестрых птиц, ящериц и кобр, дрожала, а из-под нее пробивалась полоса света. Танька прижалась ладонями к створке – пульсация толкнулась в ладони и принесла с собой звук. Танька узнала скользкий, будто маслом смазанный голос серокожего:
– Я привел к тебе ведьм, Повелитель! Много ведьм!
– Безмозглый червь! Мне нужна одна! Хортицкая ведьма! – загремел в ответ другой голос. Танька скорчилась у двери, зажимая руками уши. Из носа у нее закапала кровь. Новый голос был… огромен. Может, так и нельзя говорить о голосе, но казалось, он не вмещается в комнату, не вмещается в здание, не вмещается в несчастную Танькину голову. Рядом, постанывая сквозь зубы, скорчилась Оксана Тарасовна. Маринка попыталась кинуться обратно, но только бессильно опустилась на колени.
– Их много! – серокожий завизжал пронзительно, будто обладатель неведомого голоса собирался разрезать его на части и нож уже приближался! – Они все ведьмы, и все… хортицкие! Я даже поговорить с ними не могу! Почему-то не могу! И придумать ничего не могу! – взвыл серокожий, а Танька истерически засмеялась – еще бы он мог! Она сама закляла его: «Ни думать, ни говорить: ни с мужчиной, ни с женщиной, ни с девушкой…» Он похищенным ро́бленным и слова сказать не может. Стоп. Значит, тот, с кем он сейчас говорит, – не мужчина и не женщина, и вовсе… не человек?
– Повелитель сам выберет настоящую хортицкую ведьму! – даже по голосу было ясно, что серокожий униженно извивается. – Я привел их сюда! Привел всех, всех хортицких ведьм!
Что значит – всех? У него только три… Ответ Танька получила незамедлительно. Дверь под ее ладонями затряслась, как в предсмертном ужасе, и осыпалась трухой, открывая замершую в проеме ведьмочку.
– Вот эта… – указывая на Таньку, вопил серокожий. – На ней есть отпечаток Дара хортицкой ведьмы! И вот на этой тоже! – он указал на Маринку. – Выбирай, Повелитель!
Взгляда оказалось достаточно, чтобы охватить все помещение. Вдоль стен, и впрямь как во всех передвижных экзотариумах, тянулись наскоро собранные клетки с какой-то живностью… в последней на коленях стояла троица ро́бленных. Стебли травы густо опутывали их и даже кое-где пронизывали насквозь, намертво приковывая к стенкам. Таньке были видны русые волосы Лики, темные – Вики и яркие рыжие пряди Катерины. Лица пленниц – белые, совершенно безучастные и бездумные, с широко распахнутыми пустыми глазами. Одетый в куртку охранника серокожий приплясывал рядом, а перед ним мерно колыхалось туманное окно в пространстве. И в этом тумане проступали неясные очертания. Таньке казалось, что она видит камень – громадный серый валун, излучающий жуткую угрозу. Контуры валуна сменились яркими красками огромного хищного цветка. Его лепестки растворились в тумане, зато остались сверкающие зубы, и клочья тумана сложились в морду неведомого зверя, тут же снова сменившись валуном… Танька выхватила горсть шариков разрыв-травы и метнула их внутрь, сама не зная, в кого целится – в серокожего или в портал позади него.
– Маринка, сматывайся! – заорала она, выхватывая из кармана новую гость шариков.
Клетки распахнулись. Танька замерла с занесенной для броска рукой, чувствуя как цепенеют мышцы. По полу, струясь как лента, ползла змея… Это была самая прекрасная змея в мире! Настолько прекрасная, что на глаза наворачивались слезы, а в груди комком застывала сладкая боль от созерцания невероятной красоты. Ее чешуя казалась драгоценным ожерельем, а переливы узоров походили на витражи старинных церквей. Грация движения завораживала как балет, как струи поющего фонтана…
«Сцитала, – лениво подумала Танька. – Самая медленная… и самая красивая змея. Вот сейчас она до меня доползет – и конец! Ну и пусть. Смерть, исполненная прелести…»
– Хи-хи-хи… – серокожий сотрясался в знакомом хихиканье. Выставив руки, Маринка мелкими шажками шла навстречу сцитале, и на лице ро́бленной читалась жажда обладания этой невозможной красотой.
– Она, Повелитель? – залепетал серокожий. – Или эта? Эта? – Он поочередно тыкал пальцем в плененных ведьм.
Извиваясь, как восточная танцовщица, сцитала поднялась на хвосте у самых Танькиных ног. «Вот сейчас! – замирая от восхищения и ужаса, поняла ведьмочка. – Будет больно…»
– Нет, мое! – завопила Маринка, отталкивая Таньку прочь, и кинулась к змее. Танька шарахнулась спиной об пол… сверкнула лунная сталь. Здухач падал с потолка как атакующий сокол – и алый его плащ развевался крыльями. Меч рубанул сциталу по башке – в последнее мгновение красавица-змея метнулась в сторону, но узорчатую шкуру располосовал безобразный разрез. Все очарование пропало! Танька захлопала глазами, будто только проснулась. Змея заструилась прочь.
– С закрытыми глазами лучше, – сонно пробормотал здухач. – Сам решаешь, что видеть, чего не видеть… – и ринулся вслед за удирающей сциталой. Лунный меч заработал, как винт мясорубки.
– Мог сильно не торопиться. – Танька вскочила. – Если Маринке так хотелось змейку, пусть бы поцеловались. Хотя это, конечно, негуманно… по отношению к змее.
В зале экзотариума вдребезги разлетелись окна, в проемы ринулись крепкие парни в камуфляжной форме – подоспели вовкулаки. Из клетки, мелко семеня лапками, выскочил паук. Сеть крупных черных пауков затянула окна, десятки жвал впились в лезущего на подоконник Рудого… оборотень захохотал. Он хохотал и хохотал, прижимая руки к животу, его сотрясало в судорогах, а в глазах проступил ужас. Нож рыбкой промелькнул над плечом молодого вовкулаки… крепкий пинок под зад заставил его рухнуть на пол, неуклюже перекатившись через клинок. Рудого выгнуло дугой… и поджарый рыжеватый волк вскочил на крепкие лапы. Дикий хохот смолк.
– Еще ни один волк не помер от смеха, – в окне появился Ментовский Вовкулака. Перекидываясь в прыжке, его бойцы прыгали через подоконник. Раздался бешеный лай.
– Собачка в клетке? – Танька встряхнула Марину за шиворот. – Это же сцилла!
Выскочившее из клетки существо и впрямь напоминало… свору собак! Шесть голов на одном теле, шесть пастей, и в каждой острые акульи зубы в три ряда. Непомерно длинное туловище делало сциллу похожей на таксу, но двенадцать ее ног двигались с неслыханной скоростью. Бросок! Сцилла оказалась совсем рядом с Танькой. Налетевшие со всех сторон вовкулаки вцепились сцилле в ляжки, Рудый прыгнул на спину. Словно раскрывающийся цветок, сцилла выгнула шесть своих шей в разные стороны, и шесть огрызающихся пастей встретили врагов! Заскулил Серый, когда три ряда зубов сциллы впились ему в холку.