И тут Лукаса словно током шибануло. Это был «Няшка-везунчик» – танк Валерии. Лишь один игрок из всего этого сборища мог себе позволить покрыть свой корпус практически бесполезным, но весьма гламурным покрытием «С любовью». Именно светло-розовые сердечки на тёмно-розовом фоне сейчас и придавали остаткам машины максимальную схожесть с цветком. Но под наружной розовой кожурой проступала чёрная выгоревшая сердцевина.
Дабл уже не слышал отчаянных криков своих товарищей, которые по внутреннему каналу связи отговаривали его от необдуманных поступков. Мужчина выпрыгнул из кресла, с лёгкостью распахнул тяжёлый танковый люк и выскочил наружу. Добежав до остатков машины, Лукас упал на колени. Внутри корпуса ничего, кроме оплавленного углерита и чёрного пепла, не осталось. Атаковавший Валерию танк выжег всё, не уцелела даже тугоплавкая «кольчуга». Тело любимой превратилось в пыль, а эта пыль растворилась в расплавленной броне, словно соль в морской воде.
Лукас зачерпнул ладонями пепел с оплавленным песком, поднял полные жмени смолянистого мусора к чёрным от копоти небесам и завыл смертельно раненным зверем. И когда стихло эхо вопля, его скулы судорожно, со скрежетом, стиснули зубы, и уже сквозь них Лукас прорычал имя убийцы своей возлюбленной.
– Будь ты пр-роклят, Р-робин… – Глаза мужчины до краёв наполнились ненавистью и гневом.
В следующую секунду Дабл в холодном поту уже сидел на краю кровати. Он вцепился пальцами в слипшиеся волосы, словно хотел их вырвать, и, не стесняясь, зарыдал. А кого ему, собственно, было стесняться? Вот уже почти год он здесь в полном одиночестве, в этой ржавой небесной лоханке. Мужчина протянул руку и нащупал на тумбочке начатую бутылку дешёвого виски. Выдернув зубами пробку, он присосался к горлышку. Несколько больших глотков пойла, слегка опалив глотку, проскочили в желудок. Немного отпустило. Дабл попытался стереть влагу с лица, но лишь размазал по щёкам солёную смесь грязи, пота и слёз.
На панели настольного комма загорелся индикатор входящего вызова. Невидящим взглядом Лукас уставился на панель связи.
Прокуренный зал бывшего танкобара «Гашетка» сегодня вечером был заполнен наполовину. Официальный рабочий день окончен, но большая часть предприятий промышленного городка всё ещё работала сверхурочно, пытаясь наверстать двухдневный простой, связанный с критическим приближением атомного урагана к границам города. Городок хоть и был пограничным, но дотировать его никто не собирался. А любое отклонение от месячных норм производства отрицательно влияло на общий бюджет поселения, выделяемый соответствующим отделом малых населённых пунктов при ТНЭК.
По мере того как заканчивали работу те или иные цеха предприятий, барчик пополнялся новыми посетителями. В основном это был небогатый рабочий люд, уставший от тяжёлой и монотонной работы. Собственно, и бар уже давно не блистал элитным ассортиментом напитков. Городские полигоны Красных Траков простаивали уже полтора года. Запрет на танковые бои в черте города соблюдался железно, и все танкисты и фанаты давно перебежали под крыло организаторов игр на диких землях. Для этой группы не особо имущих танкистов и болельщиков хозяева Кровавых Траков специально организовали некую «лайт-версию» игры, где вращались не столь большие деньги, да и полигоны были давно обкатаны и неинтересны.
Скрипнула дверь, и в забегаловку ввалился мрачноватый мужик в заляпанной маслом шинели и грязной выцветшей на солнце фуражке. Феликс, сидящий в дальнем углу питейного заведения, не сразу узнал Лукаса. Старую шинель и фуражку, ясное дело, он идентифицировал моментально, но то, что было под всем этим, лишь отдалённо напоминало бывшего хозяина одежды. Усох и почернел в лице за этот год старый товарищ эспээсника.
– Дабл, сюда! – Феликс привстал и призывно махнул рукой.
Лукас, сейчас больше похожий на бомжа-алкоголика, чем на танкиста-ветерана, сквозь густой табачный смог прошествовал к столику. В зубах его дымилась сигаретка, от едкого дымка которой мужчина то и дело прищуривал глаза.
– Хреново выглядишь, дружище, – кинул старому товарищу Феликс.
– Зато ты у нас всё такой же розовощёкий. – Дабл небрежно отодвинул ногой стул и грузно плюхнулся на него. – Ты сделал то, что я тебя просил?
– Сделать-то сделал, но хочу тебя еще раз спросить…
– Что спросить?! – вспылил Лукас, его глаза на секунду сверкнули яростью. – Что ещё я должен тебе объяснять? Тебе мало того, что ты мне просто должен?!
– Дружище, прошу… – Феликс стойко перенёс нервный выплеск товарища. – Я пришёл сюда не морали читать. Я твой друг, возможно, один из последних оставшихся. Так что не стоит пренебрегать моим дружеским советом. Настоящим дружеским…
– Прости, Феликс… – Дабл сорвал фуражку с головы, поправил волосы и помассировал веки. – Сплю в последнее время плохо. Устал.
– Кошмары? Всё один и тот же сон?
– Да, тот же. – Лицо Лукаса покрылось складками и морщинами, его губы слегка задрожали.
Обычно сонный и неторопливый эспээсник ловко подхватил стоящую на столе бутылочку и быстро плеснул в пустой стакан виски на несколько глотков. Дабл молча взял его, залпом опустошил и уткнулся лицом в рукав шинели, то ли занюхивая крепкий напиток, то ли просто пытаясь скрыть от товарища мучительную гримасу боли и отчаяния. Спустя минуту тишины мужчина погасил окурок, набрал полные лёгкие воздуха и шумно выдохнул.
– Через неделю будет ровно год… – произнёс он, наливая себе ещё одну порцию алкоголя. – Приходи ко мне на баржу, помянем.
– Постараюсь, дружище. А сейчас я хочу тебе сказать, Лукас… – Феликс выдержал паузу, словно сомневался, стоит ли ему это говорить. – Ты за последний год стал совсем другим человеком. Не таким, каким я тебя знал. Забросил игры, подался в наёмники. Тут же разругался со всеми конторами, что занимаются этим самым наймом. Вахтанг вообще от тебя прячется после того, как ты разнёс на танке его офис. В центре города, блин, разнёс. Тогда я тебя отмазал, но на диких территориях наш отдел власти не имеет.
– И что? Я не прошу тебя быть моей мамой.
– А я и не стремлюсь. Понимаешь ли, у меня тоже друзей – раз-два и обчёлся, а потому дорожу каждым, как самим собой. Мне просто больно смотреть, как пропадает мой хороший друг. Ты же весь этот проклятый год по самым дебрям диких земель лазил. Пустыни, радиоактивные поля, заражённые химией земли, фонящие руины – везде успел побывать. А сколько изгойских поселений за это время разметелил? Ты, кстати, знаешь, как тебя дикари прозвали? Мне мой полевой агент доложил…
– Как?
– Butcher – палач, или мясник по-нашему. Вот скажи, на хрена ты на этих убогих вызверяешься? Мало им своих проблем?
– Да при чём тут эти поселения? Они мне не нужны ни разу! Я их и обстреливал-то, чтобы вызвать на себя гнев этого урода, этого поганого защитника всех обездоленных и отверженных… Надо же, когда-то мне казался очень забавным его позывной «Rin-din-din». А теперь только и мечтаю, что выковырять его живым из углерита и ножом на лбу ему этот позывной вырезать! – Лукас выхватил из ножен свой десантный нож и злобно воткнул его в столешницу. – Вот только исчез этот твой вездесущий Робин. Громил раньше караваны почти каждый божий день, а после того грёбаного нападения как в воду канул, окопался где-то гад. Все мои усилия, все вылазки, все средства уходят, словно вода в песок долбаных пустынь!