– Подруга хочет подарить мне свою квартиру и составить завещание в мою пользу. Но, как назло, сломала ногу, лежит пластом. Я принесу вам ее паспорт, дайте бланки с нужным текстом, Ира их подпишет.
И нотариус сделала все, о чем просила Светлова.
– Ну и ну! – не выдержал Филов. – Нотариус, супруга небедного человека, пошла на нарушение, за которое можно не только лишиться работы и доброго имени, но и очутиться под судом? Мало в это верится.
Ольга опустила голову. Я внимательно посмотрел на девушку. Возможно, Светлова и испытывает большие материальные затруднения, однако неплохо одета, модно причесана. Во всяком случае, нищенкой точно не выглядит. Неужто торговля сомнительной косметикой приносит хороший барыш? Сомневаюсь. Думаю, Олечка не изменяет своим детским привычкам – продолжает вымогать у людей деньги. Я еще раз окинул ее взглядом и спросил:
– Вы что-то знали про Анну и пообещали молчать, если она оформит документы?
Девица поджала губы.
– Я не хотела поступать таким образом, но другого выхода не видела. Имущество одиноких покойников забирает государство. Думаете, жилье нуждающимся отдадут? Фигу. Его себе какой-нибудь чиновник захапает. Я не следила за Аней, просто однажды поздно вечером увидела на подземной парковке, как она с охранником трахается. Вот ведь дура, из-за разового секса рисковала богатого мужа потерять…
– У вас есть машина? – удивился я.
– Нет, случайно нажала в лифте кнопку «паркинг», – соврала Оля.
Я решил не давить на Светлову.
– Значит, вы вернулись в комнату, где лежала мертвая Ира. Причем дважды. Сначала забрали паспорт покойной, а потом положили на тумбочку предсмертную записку, подделанную вами. Так?
– Пришлось, – поежилась Светлова. – Я чуть не умерла от ужаса!
Глеб скривился.
– Мда, не всякий мужчина на такое отважится.
– Вы храбрая девушка, – польстил я Ольге. – Но зачем вам потребовалось писать завещание, если вы уже сделали дарственную на жилье?
Ольга прижала руки к груди.
– Анна сама поехала регистрировать документ куда надо, пообещала, что проблем не будет, у нее там подруга служит. Через несколько дней отдала бумагу, на ней были печати, все тип-топ. Но я переживала, вдруг тело найдут прежде, чем квартира моей станет? Вот и решила подстраховаться.
– А предсмертная записка зачем? – подал голос Глеб.
Светлова округлила глаза.
– Тогда полиция не станет заморачиваться. Понятно же – самоубийство. Ирину похоронят – и делу конец.
– А почему вы решили, что она совершила суицид? – напрягся я. – Может, вашу подругу убили!
Девица опешила.
– Ну… мне так показалось… Зачем кому-то Ирку жизни лишать?
– Пустой блистер лежал на тумбочке? Или вы его подсунули? – спросил Филов.
– Чего? – не поняла Светлова.
– Упаковка из-под таблеток, – пояснил Глеб.
– Нет, нет, нет, – испугалась Оля, – я ничего там не трогала, только бумаги положила, про пилюли не знаю, не помню, что на столике было, от ужаса сердце в пятки падало.
– Что-нибудь уносили из комнаты? – не отставал полицейский.
– Ничегошеньки, клянусь! – простонала Ольга.
Тут в разговор влез я:
– А одежду? Ту самую, из пакета, который Ирина украла в метро. Сумку, обувь…
Я остановился, сообразив: понятно, откуда взялся в чемодане дорогой черный бюстгальтер – он был среди покупок обворованной женщины.
– Ну так шмотки Ирке не нужны уже, – жалобно протянула Светлова. – Зачем хорошим вещам пропадать? Сняла их с вешалки. Там только лифчика, про который подруга говорила, не было.
Я ощутил прилив несвойственного мне гнева.
– Вы не догадались пошарить в чемодане, который стоял под койкой. Значит, соврали мне про неизлечимую болезнь Вилкиной, придумали историю о том, что Ирина ходила по рукам, про вашу ссору, о желании умирающей последний раз взглянуть на родные края, заявили, будто она отправилась в Балуево. Зачем вы все это проделали?
– Хотела от вас избавиться, – захныкала Ольга. – Подумала: скатаетесь туда, убедитесь, что Ирки там нет… время пройдет… Мне Аня, нотариус, сказала, что в течение нескольких месяцев после оформления акта дарения его можно отозвать… ликвидировать… Пока вы до места доберетесь, осмотритесь там… как раз и закончится срок этого… ну, отзыва…
– Боялись, что квартиру отнимут? – предположил Глеб. – Поэтому послали Ивана Павловича в Балуево?
– Да, – зарыдала Светлова. – Аня про отзыв рассказала… должно было пройти время…
Филов рассмеялся.
– Нотариус поняла, что перед ней юридически неграмотная девица, и решила отомстить шантажистке, чтобы она подергалась хоть немного, помучилась. Обманула тебя тетка. Зря ты Подушкина из Москвы услала. Да и кто мог документ отозвать? Ирина-то мертва!
Я покосился на Глеба. Нет, не зря мне пришлось путешествие совершить, похоже, корни этой истории в Балуеве.
– Про секту и раздачу церковных книг тоже сбрехала? – продолжал Филов.
– Нет. Ирка незадолго до смерти правда этим занялась, ей деньги платили. Честное слово, я не вру. Вообще просто так я не лгу, – хныкала Оля, – только по необходимости. Крестик подруга носила, чтобы работу не потерять. Ей-богу, я видела его у нее на шее.
Мне показалось, что я со всего размаха наступил в коровью лепешку – стало противно. И я не выдержал:
– Неужели вам не было стыдно? Не мучила совесть? Ложась спать, не вспоминали, что тело близкого человека лежит непогребенным?
Светлова вытерла лицо тыльной стороной ладони.
– Но ее же должны были найти! Я думала, придут ломать дом, начнут проверять помещения, обнаружат ее и похоронят. Ну, не сразу это произойдет, чуть попозже, какая разница…
Наверное, на моем лице явственно отразилась вся гамма испытываемых чувств, потому что Ольга вдруг закричала:
– Я знаю, кто убил Ирку! Но расскажу при одном условии: мне оставят квартиру Вилкиной. Она могла мне ее завещать. Точно. Мы ведь были ближе некуда. Ой, вы даже представить себе не можете, какой это страшный человек, на что он способен! Если узнает, кто его сдал, убьет меня и не чихнет!
– Выкладывай, – приказал Глеб.
– Да-да, сейчас… – засуетилась гадкая девица.
Незадолго до того, как Ирина украла пакет в метро, она пришла к Ольге страшно расстроенная, буркнула в прихожей:
– Гад!
– Кто? – спросила Светлова.
– Константин, – ответила Вилкина. – Поговорила я с ним!
– Ты встречалась с братом? – поразилась Оля. – Вы же сто лет не общались, он к тебе никогда в детдом не приезжал.