– И на кой нам это чудище? – хмуро спросил Шумилов. – Гони его в шею.
– Арсений Петрович, он – моряк, всюду побывал, а велено искать моряков и нанимать их на службу, – напомнил Ивашка.
– Да по нему уже впору панихиду служить.
– Зато опытный. И гоняться за ним не надо – сам пожаловал. И, Арсений Петрович, он других приведет, – додумался Ивашка. – Лиха беда начало.
Шумилов посмотрел на гостя со змеей так, словно хлебнул прокисшего и уже с плесенью кваса.
– Кто вы, сударь? – спросил по-немецки. – И отчего вы носите по Митаве это животное?
– Я Петер Палфейн, змея – моя собственная, куплена у испанских моряков. Граф ван Тенгберген уговорился со мной, что я доставлю змею его высочеству герцогу Курляндскому, а также девять обезьян.
Шумилов строго посмотрел на Ивашку.
– Не было обезьян! – по-русски закричал толмач. – Ни единой! И где они – не ведаю! Я за обезьян не ответчик!
Пятнистая гадина, равнодушно свисавшая с моряцкой шеи, вдруг подняла голову, да так, что ее морда оказалась наравне с лицом Шумилова. Высунулся и замелькал раздвоенный черный язычок.
– Изабелла! – грозно сказал моряк. – Изабелла, это свои, не тронь!
Но змея, не шелохнувшись, продолжала разглядывать подьячего.
– Проклятая гадина понимает только по-испански, – объяснил моряк, – но я по-испански почти не говорю, так… немного слов, нужных для ремесла… Но свое имя она услышала и что-то поняла!
– А где у нее уши? – полюбопытствовал Шумилов, разглядывая изящную головку.
– Уши? – похоже, моряк никогда об этом не задумывался.
Шумилов протянул руку и погладил гадину. Потом он осторожно ощупал змеиную голову в том месте, где полагалось бы быть ушам. Ивашка, видя это, попятился, а набившиеся в горницу сокольники – те и вовсе вжались в стенку.
– Сдается, эта тварь не имеет ушей, – задумчиво сообщил Шумилов по-русски. – И с ней что по-гишпански, что по-турецки говорить – один прок. Ну, молодцы, за службу – благодарю, ступайте себе с Богом. Да отмойтесь от тины, глядеть на вас страшно. Ты, Ивашка, останься.
Сокольники вразнобой поклонились и вышли, хотя со змеей они уже освоились и страх как хотели узнать о ней поболее.
Шумилов посмотрел на моряка со вселенской скорбью во взоре и опять перешел на немецкий.
– Господин Палфейн, давно ли вы стали моряком и где служили?
– С детства, сударь. Я был мальчиком, когда мы прогнали испанцев в первый раз и думали, что наступил земной рай. Тогда у нас уже была Ост-Индская компания, мой старший брат пошел служить на «Минерву» и взял меня с собой. Когда опять началась война с испанцами, я был уже опытным матросом. Я пошел в Вест-Индскую компанию! Я побывал в Гвиане, в Малакке, на Цейлоне! У мавританских берегов на нас напали черные пираты – эфиопы или не эфиопы, Люцифер их разберет. Я был дважды ранен, копьем и саблей, меня чуть живого привезли в Амстердам. Больше капитаны не хотели меня брать, я стал неуклюж, как старая баба… Вот я и нашел себе ремесло – возить всякую диковинную живность. Есть купцы, которые торгуют обезьянами и попугаями. Я на попутном судне добираюсь до испанских портов, где этой живности хватает, покупаю, морем везу в Голландию, или в Ганноверское княжество, или в Шлезвигское, – видя, что его слушают очень внимательно, рассказывал моряк. – Когда я узнал, что граф ван Тенгберген ищет животных для зверинца курляндского герцога, я сразу пошел к нему и предложил свои услуги. Потом мы получили письмо от его высочества. Герцог пожелал иметь крокодила, черепах, зеленых мартышек и непременно питона. Крокодила я даже не стал искать – сразу сказал, что это невозможно. Черепаху мне раздобыли, но она подохла. А питон оказался живучий – мою Изабеллу везли из самой Африки и кормили корабельными крысами, а она, красавица, превосходно себя чувствует. Вот только надо раздобыть для нее большую корягу – эти гады любят свешиваться с веток…
Ивашка, слушая, наконец сообразил, где он видел Палфейна – в свите того путешественника, что прибыл на флейте «Три селедки» и не расставался с толстой книгой в черном переплете. И тут же в голове зародилась отчаянная затея. Вот кто помог бы раздобыть книгу!
– Но мне странствия с обезьянами уже осточертели. Это – последнее, – тут Палфейн вздохнул: мало радости признаваться в том, что одолели старческие недуги.
– Вы уже решили, где будете жить и чем заниматься? – осведомился Шумилов.
– Я думал, сдав обезьян и змею смотрителям герцогского зверинца, ехать в Гольдинген, – сказал Палфейн. – Там у меня племянник на верфи, пожил бы у племянника, он парусный мастер. Может, устроился бы там, при верфях много народу кормится, а я странствовать устал. Там наши мастера строят флейты – так и я бы пригодился. Никто не построит флейт лучше голландца! Якоря куют лучше всех шведы, столяра ищи в Померании, а судно должен делать голландец – от того часа, когда в док принесут первое бревно для стапелей, и до того, как в спущенном на воду флейте установят мачты и прорубят порты для пушек.
– Вам уж доводилось работать на верфи? – спросил Шумилов.
– А кому не доводилось? Я ногу сломал, год на берегу просидел, шил паруса, помогал резчику фигур, резал чешую на морских девах, узоры, что попроще, волосы и бороды. Все знаю, что должен знать матрос. Умею обращаться с астролябией, умею читать карту, умею даже начертить портулан…
– А если бы я вас позвал к себе на службу, много бы вы запросили в год? – спросил Шумилов.
– А чем служить-то?
– Головой служить. Учить молодых моряков и корабелов.
Палфейн хмыкнул – и вдруг широко улыбнулся.
– У московитов я еще не бывал! А о деньгах сговоримся!
– Избавьтесь от Изабеллы и от обезьян, – приказал Шумилов. – Тогда придете ко мне. Я отправлю вас далее – к людям, которым вы будете служить.
– А задаток? – спросил моряк.
– Вот задаток, – ни мгновения не колеблясь, отвечал Шумилов.
В Курляндии, хотя она боролась за право стать самостоятельным государством, уйти из-под формальной власти Речи Посполитой и заключить союз с Россией, все еще имели хождение польские деньги – крупные монеты хорошей чеканки. Шумилов достал из кошеля два серебряных талера с портретом короля Яна Казимира, около вершка в поперечнике, и вручил Палфейну. Моряк неодобрительно посмотрел на королевский профиль – с узеньким лбом и нечеловечески мощной нижней челюстью.
– Благодарю. Считайте, что наняли старого морехода, – сказал Палфейн, пряча деньги в старый замшевый кошель. – А теперь отпустите нас с Изабеллой. Посажу ее обратно в корзину.
– Да, ступайте, герр Палфейн. Мы еще увидимся и в Митаве, и, может статься, в Гольдингене. Мои служители будут вас навещать, а вы понемногу начнете учить одного из них. Он тоже моряк, но с севера.
– Как прикажете, сударь. Пусть приходит!