– Боже мой, он… – прошептала Анриэтта. – Как некстати…
– Иди в спальню! – приказала Дениза. – Я его встречу. Иди, иди…
Она взяла фонарь и вышла во двор. Но это оказался не герцог Якоб – перед крыльцом стоял бродячий точильщик ножей и ножниц, с колесом, как полагается, в широкополой шляпе, скрывающей лицо.
– Самое время точить ножи, – сказала Дениза. – Ступай, добрый человек, своей дорогой.
На всякий случай она скользнула левой рукой под покрывало – на ремешке, которым была подпоясана черная ряса, висел небольшой нож.
– Здесь живут сестры-бегинки? – спросил точильщик.
– Да, здесь. Если хочешь, приходи утром – хозяйка найдет для тебя работу. А мы кухонных ножей не держим.
– Вижу, что пришел не вовремя. Уже липы цветут, – точильщик огляделся и вдруг перешел на французский язык. – Хорош городок Гольдинген, но Париж прекрасен в пору цветения каштанов.
– Входите, сударь, скорее входите…
– Поесть ничего не найдется?
– Да, конечно, конечно!
Дениза и Анриэтта не завели настоящего хозяйства, для них стряпала владелица дома, но вино, бисквиты, миндальное печенье у них всегда были, а для герцога, которому после страстных объятий захочется подкрепиться, припасли немного холодного мяса – жареной дичи и ветчины. Фрау Беверинг дала им с собой корзиночку с большим куском штруделя и сладкими пирожками. Все это отдали точильщику – и почти все запасы он съел. Потом он вывернул свой дорожный мешок прямо на пол. Изнутри была пришита большая заплата. Точильщик отпорол ее и достал конверт из плотной бумаги.
Большая печать из красного воска была бегинкам знакома – три пентаграммы.
– Это следует передать курляндскому герцогу в том случае, если станет известно, что шведы взяли Варшаву, – сказал точильщик. – Личное письмо его высокопреосвященства, явно с кое-какими предложениями. Обстановка в Польше каждый день меняется, если так пойдет дальше – Европа останется без Польши, и его преосвященство хочет извлечь из этого хоть какую-то выгоду.
– Будет сделано, – ответила Дениза. – Как передать ответ?
– Пароль тот же. Но, скорее всего, ответа не будет – его высокопреосвященство по действиям герцога поймет, приняты ли предложения.
– Я поняла. Сейчас мы приготовим вам постель.
– Не надо, сударыня. Я должен к утру быть в Виндаве.
Точильщик стал складывать в суму свое имущество.
– Это же безумно далеко. Вот, возьмите. Это наши заметки о курляндском дворе и о московитах.
Стопка листков была довольно пухлой – Дениза и Анриэтта записывали все, что слышали при дворе о союзе с русским царем.
– Благодарю. В Пильтене я сменю лошадь. Вы же не думаете, что я пришел сюда пешком? Я оставил коней и своего спутника в четверти лье от вашего дома. В Виндаве сяду на «Рысь» и отправлюсь в Стокгольм. «Рысь» отплывает не позднее полудня, капитан мой знакомец. На судне и высплюсь. Простите, мои дамы, я должен вас покинуть.
Точильщик очень галантно поцеловал руки бегинкам и поклонился с грацией придворного кавалера. Потом он вскинул на плечо точильное колесо и вышел.
Дениза внимательно изучила печать.
– Ты боишься, нет ли тут подвоха? – спросила Анриэтта. – Думаешь, откуда он узнал, где мы живем?
– Он, наверно, несколько часов бродил с колесом по Гольдингену. Ему любой мог сказать, где поселились бегинки… Я о другом. Что, если герцог не примет предложения синьора Мазарини? В каком положении мы окажемся?
– В гадком положении мы окажемся… Не напоминаем ли мы тебе две пешки, которыми игрок решил пожертвовать? Если герцог примет предложения – значит, нам повезло и мы готовы и впредь выполнять приказы его преосвященства. Если не примет – в лучшем случае выгонит нас из Гольдингена…
– Да… И бежать некуда.
– В Швецию, – предложила Анриэтта. – У нас есть средства, мы можем забраться в глушь, потом – в Данию, потом – доплыть до Ирландии…
– И через океан?
– Через океан…
Подруги обнялись. Они умели отличать фантазии от печальных и тягостных положений, в которые ставит человека жизнь.
– Синьор Мазарини там до нас не дотянется. Но что мы там будем делать? Кому там нужно наше мерзкое ремесло? – спросила Дениза. – Мы даже не сможем выйти замуж – какие из нас жены? И ты, и я вряд ли способны полюбить – разве что терпеть, но надолго ли нас хватит?
– А в Испанию? И уйти в монастырь? Этого хватит на два вклада, – Анриэтта показала на перстни. – А язык мы знаем.
– Не так-то просто добраться до Испании.
Дениза посмотрела письмо на свет.
– А что, если срезать печать? – спросила Анриэтта. – Мы сделаем это очень аккуратно, ты же умеешь. Хоть будем знать, к чему готовиться.
– Не сейчас, – Дениза положила письмо на подоконник. – Это – тонкая работа, ее при свече не сделаешь. Утром, при подходящем свете, – тогда…
И тут в окно постучали.
– Герцог… – прошептала Анриэтта. – Собрался с духом… Проявил неслыханную отвагу…
– Тише, он услышит… Теперь сама соберись с духом, а я впущу его…
Дениза опять, взяв фонарь, пошла к двери. Но у крыльца стоял не герцог Курляндии. Она даже не сразу сообразила, чья это долговязая фигура. Подняв повыше фонарь, она осветила лицо.
– Никласс Пермеке! Что вы тут делаете?
– Я пришел к сестре Анриэтте, – сказал Длинный Ваппер.
– Сестра Анриэтта ложится спать.
– Я должен с ней поговорить.
– Завтра, господин Пермеке.
– Нет, сейчас. Я хочу знать, чем я ей не угодил!
– Тише!
– Я хочу знать, отчего она сперва завлекала меня, а теперь видеть не желает!
– Вы другого времени не нашли?
– Пустите меня к ней.
– Не пущу.
– Пустите, или я подниму шум!
– Поднимайте. Тогда я впущу вас в дом и ткну ножом в печенку, – пообещала Дениза. – Я знаю, как это делается. А утром мы с Анриэттой всем расскажем, что вы пришли пьяный и пытались ее изнасиловать. А ну, пошел вон отсюда! Я сама сейчас такой шум подниму – в замке услышат! Кому поверит герцог – двум знатным дамам или бродячему плясуну? Вон – и чтоб я вас больше тут не видела!
Длинный Ваппер растерялся – он не ожидал от спокойной и рассудительной сестры Денизы такой ярости.
Дениза же вошла в дом, заложила дверь засовом и поспешила в спальню.
– Доставай пистолет, – сказала она подруге. – Если этот дурак начнет бить окна, придется его застрелить. Лучше вымаливать у герцога прощение за покойника, чем испортить всю игру. Мы две женщины, нам приходится себя защищать, мы выстрелили, потому что думали – это грабители. Говорили же что-то о грабителях, которые напали на графа…