– Да уж, заждались… – беззлобно проворчал Носок. – Вот тока што дома делать-то будем? В кармане – тока вошь на аркане…
Постояв недолго молча, в итоге все четверо, не сговариваясь, шагнули в сторону дубов, обрамлявших поляну, и скрылись в Священной роще.
…Неожиданно Стоян, метнувшийся по нужде в сторону от общей тропы, наткнулся на лежавшие в густой траве два трупа, словно бы заключившие друг друга перед смертью в братские объятия. Присмотревшись, парень с удивлением опознал в покойных… Скомонда и Свида. Из живота вайделота торчала рукоятка ножа таваста, а сам таваст лежал со сломанной шеей. Повздыхав над безжизненными телами, Стоян хотел было уже отойти, но тут его внимание привлек торчавший из сумки Скомонда лоскут знакомого покрывальца. Любопытство пересилило: ушкуйник достал сверток и развернул его. И – ахнул: на расшитой серебряными нитями ткани переливался всеми цветами радуги Большой Знич!
…Когда между Скомондом и убившим главного жреца сервентом завязалась схватка, Свид, не сводивший все это время глаз с подставки со священным огнем, опрометью бросился к ней, быстро и ловко извлек из-под колпака Знич и, завернув его в лежавшее там же ритуальное покрывальце, юркнул в заросли. Однако Скомонд заметил его уловку и, наскоро покончив с немцем, бросился в погоню.
Настигнув похитителя, вайделот в жесткой форме потребовал, чтобы тот вернул ему Большой Знич. К его безмерному удивлению, таваст не сделал даже попытки возразить или отказать. Сказал лишь, что всего-навсего хотел спасти для сембов столь драгоценную реликвию, и тотчас с вполне дружелюбной улыбкой передал сверток Скомонду. А вот злобно горящих при этом в глазах Свида огоньков Скомонд, увы, не заметил. Потому и пропустил, укладывая Знич в сумку, молниеносно нанесенный ему коварным тавастом ножевой удар в живот снизу. Тогда, собрав в кулак остатки силы и воли, колдун выпрямился и, изловчившись, последним предсмертным движением сломал не успевшему отскочить Свиду шею.
…Привязав сумку вайделота к поясу и решив никому пока не говорить о своей находке, Стоян помчался догонять товарищей. Он вдруг почувствовал свалившуюся на него огромную ответственность за будущее родного Новгорода, и его улыбчивое румяное лицо невольно сделалось строгим и серьезным.