— Ради твоей безопасности, Одри. У тебя сейчас плоховато с головой. Если попробуешь искать Дэниела, можешь оказаться в опасности. Я не хочу отвечать за то, что может произойти в Лондоне со сбежавшим подростком.
— Когда вы меня выпустите?
— Когда буду уверен, что ты к этому готова. У тебя есть ванная комната. Еда — в холодильнике у рабочего стола. Твоя одежда — самоочищающаяся. И у тебя полно книг. Ты же дочь своего отца, а? Теоретик? Человек высокой морали, который руководствуется в жизни только своими принципами. Таким был твой отец, такова и ты — не грубое создание вроде меня, у которого на уме одни деньги.
Это было невероятно. Самый богатый человек в Европе, у которого было все, чего душа пожелает, считал моего отца лучше себя. В его голосе сквозила горечь, которую он безуспешно пытался скрыть.
— Из твоего окна открывается потрясающий вид на Лондон, вокруг тебя произведения искусства. Не капризничай. Сомневаюсь, что в таких условиях ты умрешь.
— Я здесь как в ловушке. Мне хочется выйти — просто прогуляться. Если не по улице, то хотя бы по дому.
— Прости, Одри, я не могу этого позволить. Я знаю, твои родители не воспитывали тебя в строгости, но я искренне считаю, что детям, для их же блага, иногда нужны ограничения. У меня очень много работы в Кембридже, и…
— Я не ребенок. Мне почти шестнадцать.
— Ну, вообще-то, ты еще ребенок. И пока ты живешь под моей крышей, то будешь делать то, что я тебе говорю.
— Тогда я не хочу тут оставаться. Полечу к бабушке на Луну. Она сказала, что я могу жить с ней.
— Нет. И снова нет. Извини. Несмотря на все мое уважение к твоей бабушке, сомневаюсь, что она будет самым ответственным опекуном на земле. То есть, прости, в Солнечной системе. И Луна — неподходящее место для такой девушки, как ты, Одри. Совсем неподходящее. Нет, ты останешься здесь, со мной. Я о тебе позабочусь. А сейчас, если ты не возражаешь, я вернусь к работе — мне действительно надо кое-чем заняться.
И он исчез.
Почувствовав голод, я подошла к холодильнику и съела несколько ягод годжи. Попыталась сосредоточиться на чтении, вспоминая, что однажды сказала мне мама на уроке литературы, когда я закончила читать «Джейн Эйр».
— Книга — это карта, — говорила она. — В твоей жизни будут моменты, когда ты будешь чувствовать себя потерянной или запутавшейся. Чтение поможет отыскать дорогу к себе. Нет ни одной проблемы, которую нельзя решить с помощью книги. Я хочу, чтобы ты это запомнила. Ответы на все вопросы уже записаны. И чем больше ты читаешь, тем больше путей для выхода из сложных ситуаций откроется перед тобой.
Я посмотрела на корешки книг.
Книга — это карта.
Мне не хотелось читать. Я была на пределе своих сил. И если бы могла, покончила бы с собой.
Странное ощущение. Жизнь ломает тебя, ты теряешь родителей, ты раздроблен на тысячи кусков, но внутри всегда остается стержень, до которого никому не добраться. Неугасимый свет внутри. Мы созданы из звездной пыли, как и все во вселенной, и в каждом из нас заключена сила. Сила, которую так же трудно уничтожить, как и целую вселенную. О существовании этой силы я узнала только тогда, когда моих родителей убили. Потому что до тех пор на мою долю никогда не выпадало серьезных испытаний.
Я встала и выпрямилась.
Вспомнила, что сказал мне Дэниел в тот день, когда я отправилась в ту часть дома, где жили Эхо:
— Надеюсь, вы найдете свою книгу. Я слышал, что двести шестая страница особенно интересна.
Это было тайное послание. Намек. Мы говорили о «Джейн Эйр» — может, там подсказка. А вот и книга, верхняя в стопке. «Джейн Эйр», роман Шарлотты Бронте. Я быстро перелистывала пожелтевшие страницы, пока не добралась до двести шестой. Руки у меня тряслись, и тут я увидела небольшое послание на полях.
Почерк оказался совсем не таким аккуратным, как у всех Эхо. Я начала читать, и с каждым словом мои руки дрожали все сильнее.
Твой дядя — убийца. Перепрограммирование Алиевы — на его совести. Он заставил Розеллу сделать это. Она была моим создателем. Она не плохая женщина, но у нее не было выбора. Пожалуйста, если увидишь это послание, беги при первой же возможности и отправляйся к Розелле. Она позаботится о тебе и все расскажет. Она тебе поможет. Ее зовут Розелла Маркес, и она живет на складе в…
Тут послание обрывалось.
Вот он — момент, когда иллюзии рассыпаются, как песчаный замок в полосе прибоя. Дядя Алекс организовал убийство моих родителей.
Просто повтори: «Дядя Алекс убил моих родителей». Изнутри меня раздирал беззвучный вопль. Я почувствовала ужасное одиночество, как будто кроме меня во вселенной никого не осталось. Меня начало трясти. Дрожь поднималась изнутри. Из такой глубины, что вначале мои руки оставались неподвижными, но потом их тоже охватила дрожь. Я была разбита. Страшная правда загнала меня в ловушку.
Может, он и меня хотел убить. На секунду я пожалела, что расправилась с Алиссой. Но это чувство тут же уступило место страху и злости.
Я пыталась вспомнить все, что когда-либо слышала от родителей о дяде Алексе. Но несмотря на все папины разговоры о том, что «Касл» — плохая компания, он никогда и помыслить не мог, что его брат может стать убийцей.
Как бы мне хотелось, чтобы у папы не было никаких принципов, — тогда сейчас он был бы жив. Не знаю, почему, но я вдруг вспомнила его руки. Его большие руки, заросшие черными волосками. Этими руками он сжимал мои, когда я переживала за него после аварии.
Глупо, но я разозлилась на папу. Мама осталась бы жива, не будь у него принципов. Конечно, у мамы тоже были свои убеждения, но из-за них никого бы не убили.
Но потом я вдруг почувствовала отвращение к самой себе. Папа не виноват в том, что его брат оказался чудовищем.
Чудовище. Да, именно так.
Теперь, когда все встало на свои места, я поняла, что больше не могу позволить себе предаваться горю. Нужно сосредоточиться. Почувствовать страх. И я его почувствовала.
Но вместо того, чтобы беспокоиться о себе, этот страх заставил меня тревожиться о Дэниеле. Если кто-то может чувствовать боль, о нем стоит волноваться. Возможно, существование Эхо противоречит морали, но они есть, с этим ничего не поделаешь. И они точно так же, как и я, не просили, чтобы их создавали. Кроме того, Дэниел не был обычным Эхо.
И он спас мне жизнь.
Пытался спасти меня с самого моего появления здесь.
Почему я так беспокоилась о нем? Разве жизнь не станет легче, если заботиться исключительно о себе? Разве так не лучше?
Мой взгляд упал на страницу, на полях которой Дэниел оставил послание. И я вспомнила, что эти же слова он произнес в тот день, когда мы были в его комнате:
«Вы думаете, я стерплю, когда у меня изо рта вырывают кусок хлеба, отнимают последнюю каплю живой воды из чаши моей? Вы полагаете, что если я бедна, незнатна, некрасива, мала ростом, то у меня нет ни души, ни сердца? Вы ошибаетесь! У меня столько же души, сколько у вас, и ровно столько же сердца!»