— Я работал в офисе, в Эдинбурге. Занимался страхованием. В наше здание врезался поезд. Все выжившие Эхо, включая меня, были ранены. У меня нога полностью раздавлена.
Он поднял штанину, чтобы показать мне повреждения. Я никогда раньше не видел ничего подобного. Плоть, покрытая рубцами от лодыжки до бедра. Но это зрелище меня не шокировало. Да и вряд ли хоть что-то могло меня теперь шокировать.
— Теперь я с трудом хожу. И не могу бегать. А тут это плохо. Кроме того, я вообще не был создан для такой работы. Сам удивляюсь, как мне удалось продержаться так долго, — он довольно долго смотрел на меня. — Спасибо, что выслушал. У остальных нет на меня времени. Видишь ли, меня создали разговорчивым. А что с тобой случилось? Почему ты здесь оказался?
— Я должен был защищать своего хозяина, но бросил его в опасности, чтобы спасти девушку.
— Почему ты это сделал?
Я вспомнил лицо Одри. В моем сознании что-то промелькнуло. Что-то странное, чему я никак не мог дать определения.
— Я… Я не знаю.
— А что с другими? Ты не знаешь, бывали ли сбои у других моделей, таких же, как ты?
Я довольно долго пытался понять вопрос.
— Другие модели? — переспросил я.
Пятнадцатый едва не насел на меня, но потом отодвинулся.
— Не может быть! Ты… ты же прототип, так? То есть один-единственный экземпляр?
— Да.
Он вздохнул. Я вызвал у него нечто похожее на благоговение.
— Таких, как я, тысячи, — сказал он. — Десятки тысяч. Но только они не такие, как я. Они лучше меня. Они не отбросы. Они все еще могут бегать. Они более быстрые. Более быстрые тела, более быстрые умы. Зато мои изъяны делают меня особенным… — он вздохнул. Скорее всего, от усталости. — Нам лучше подзарядиться. Нельзя терять бдительность. Здесь опасная работа.
Я лег, закрыл глаза и перешел в режим подзарядки. В моей голове возник образ Одри — нахмуренные брови, глубокий взгляд. Но он быстро исчез, и в памяти снова воцарилась пустота.
В пять утра прозвучала сирена, и я увидел, что Эхо поднимаются с кроватей.
— Нужно вставать, — сказал Пятнадцатый.
Я не чувствовал себя отдохнувшим. Видимо, после операции требовалось больше времени на подзарядку. Я пытался спать под шум, где-то в отдалении то громче, то тише завывала сирена. Его громкость максимально достигала всего шестидесяти одного децибела, но каким-то образом мешала мне. Судя по всему, мне удалось отключиться, потому что следующее, что я помню, — шок от холодной воды. Я проснулся весь мокрый и увидел Луиса, который стоял надо мной с жестяным ведром в руках.
— Ты должен встать, когда звучит сигнал тревоги, — сказал он и пнул меня в живот. — Все просто.
Мне не было больно, и я не боялся Луиса. Я просто должен был ему подчиняться, ведь отныне он мой хозяин.
Я встал, надел рабочую одежду (голубая спецовка с буквами «ЗВ» на левом нагрудном кармане и никакой обуви) и вышел за Луисом на улицу.
В моей памяти хранилась информация об этом месте. Зона Возрождения занимала шесть квадратных километров ухоженного лесного массива. Там, где раньше был Риджентс-парк, стояли вольеры для животных. Не все виды удалось возродить, потому что их ДНК не сохранилась достаточно хорошо, чтобы ее можно было синтезировать. Но были и другие доисторические виды, чья ДНК в течение многих тысячелетий оставалась неповрежденной. Например, птицы додо, тасманийские тигры, носороги и другие не такие древние животные.
Но там было еще много того, о чем я не знал. И мне предстояло это узнать.
Эхо выстроились под дождем. Лило как из ведра, но мне было все равно. Меня ничто не волновало. Перед нами стоял Луис. В руках он держал дубинку из титана, сто девять сантиметров в длину, ее конец светился. За спиной у него стоял старый робот-охранник из сплава железа и титана. Луис представил меня остальным:
— Эй, фрики, вот ваш новый коллега. Его сбой заключался в неповиновении приказам. Так что он вряд ли втянется в работу сегодня, возможно, даже недели не хватит, чтобы привести его в чувство.
Он перевел взгляд на меня:
— Как тебя зовут?
Я старался соображать быстрее.
— Мое имя — Дэниел.
Луис улыбнулся и заговорил мягким голосом, едва слышимым из-за шума дождя.
— Нет, Эхо. Романтические бредни остались в прошлом. Тебя зовут Сто тринадцатый.
Он поправил темную сферу в глазнице и ткнул в мою сторону дубинкой.
— Я буду постепенно вводить его в дело, — Луис снова обращался ко всем. — Сегодня Сто тринадцатый должен будет кормить птиц додо и гагарок. Хотя, может быть, ему стоит поручить что-нибудь посложнее?..
Он ждал. Я молчал.
— Ну, — сказал он. — Ты собираешься говорить?
— Я могу покормить додо.
— Заткнись.
Он подошел ко мне и впился в меня взглядом.
— Ты, глючный. Кем ты себя считаешь?
— Я Эхо… Прототип, разработанный Розеллой Маркес, Валенсия.
— Прототипы всегда высокомерны. Ты высокомерен?
— Нет. Высокомерие — эмоция. Я не испытываю эмоций, потому что я Эхо.
— Да, — сказал Луис, подойдя так близко, что я чувствовал его дыхание: горький запах разлагающихся бактерий. — Эхо. Сплав технологии и биологии. Наполовину плоть, наполовину силикон. Ты всего лишь эхо. Эхо, эхо, эхо, эхо. Я говорю, ты исполняешь. Вот что такое эхо. Ты не думаешь, не задаешь вопросов. Я человек, думать — моя привилегия. Ты ничто. Меньше, чем ничто. Потому что ты прототип, но они не захотели запускать таких, как ты, в производство. И пока ты здесь, у тебя не больше привилегий, чем у будильника, или информационной линзы, или старой ободранной мебели. Ты принадлежишь мне. Подчиняешься мне. И ты долго не продержишься. Это еще никому не удавалось. Но пока ты здесь, я для тебя бог, ясно? Будешь называть меня господином, потому что я твой новый господин. Я твое все. Твои действия — это эхо моих команд, ясно?
Он толкнул меня рукой в лицо. Большинство других Эхо стояли, глядя прямо перед собой. Все, кроме Пятнадцатого, который косился на меня и выглядел обеспокоенным.
— Знаешь, что случилось с моим лицом? — спросил Луис.
Я покачал головой.
Он поднял дубинку наконечником вверх и приставил его к моему животу. Внезапный электрический разряд был такой силы, что я упал на землю.
— Жаль, что ты этого не чувствуешь, — сказал он. — Обычно я использую ее на животных, но иногда приберегаю и для вас, фриков. Люблю думать, что вам может быть больно.
И пока я лежал, держась за живот, я кое-что понял. Я почувствовал. Внезапную вспышку боли. Не такую сильную, какой она могла быть, но я все равно ее ощутил.