Наутро казино подтвердило кражу полутора миллиардов долларов. СМИ назвали это ограбление «кражей червоточины». Руководство Управления заверило общественность, что скоро будут произведены аресты. Тайно избавиться от такой огромной суммы денег было просто невозможно.
У Йоханссона, однако, имелся превосходный план: он и не подумал открывать огромные счета в банках, а тратил деньги там, где продавцы не задавали вопросов. Хранители Личности на Дальней активизировали свою деятельность и начали борьбу против Звездного Странника, выбрав в качестве первостепенной цели сотрудников исследовательского института, которых считали агентами чужаков. Второй целью их нападок стала семья Халгартов.
Оперативной группе не удалось идентифицировать ДНК Йоханссона из образцов, собранных в зале, что было неудивительно, поскольку он являлся всего лишь одним из двух с половиной сотен посетителей, чьи следы удалось обнаружить. Впрочем, в его личном деле имелись сведения, оставленные после запроса по поводу его исчезновения, и информация о работе, где он числился пять лет назад. Свести все воедино следователям удалось только после того, как на Дальней начались акции саботажа и Хранители наводнили киберсферу своей пропагандой. Поймать Йоханссона оказалось еще труднее. Для закупок оружия и озвучивания своих посланий он всегда использовал оперативников из числа Хранителей. Любые операции затрагивали только второстепенных участников борьбы. Подобраться к лидеру никак не удавалось.
Шли годы и десятилетия, и следователи оперативной группы переходили в другие подразделения, а то и просто увольнялись со службы. Паула тем временем поднималась по служебной лестнице и в итоге встала во главе оперативной группы, — правда, к тому времени сама группа уже почти прекратила свое существование, а расследование «кражи червоточины» утратило свою актуальность. Тем не менее даже после этого Паула не закрыла дела, считая его частью расследования деятельности Хранителей. Она не успокоилась и после ста тридцати лет работы — она просто не могла закрыть глаза на тот случай.
Паула вышла из трамвая на Монтегю-хай-стрит. Город совсем не изменился; по крайней мере, так свидетельствовали неясные воспоминания из ее первой жизни. Улица с небольшими магазинчиками и отелями плавно опускалась, упираясь в бухту. Паула вспомнила, что там была каменистая гавань, где на отмели стояли рыбачьи лодки, а вдоль берега были развешены сети. Над головой кружились алые птицы — тетрачайки, чье маслянистое оперение позволяло им плавать не хуже рыб.
В середине дня на Монтегю было немноголюдно. Большинство людей разошлись по своим рабочим местам, и тротуары и автобусы были полупустыми. В витринах ближайшего магазина красовались демонстрировавшие одежду манекены. На Рае Хаксли не имелось ни сетевых, ни концессионных магазинов. Официальным строем здесь считался рыночный коммунизм, позволявший поставлять не только товары и продукты первой необходимости, что давало дизайнерам относительную свободу и возможность нововведений. Костюмы на манекенах оказались довольно привлекательными, как и дополнявшие их палантины.
Паула зашла в магазин, и с ней тотчас поздоровалась продавщица, молодая женщина, чей наряд состоял из предметов одежды, продававшихся здесь же. Паула сразу поймала себя на том, что слишком пристально разглядывает девушку: как должен выглядеть человек, созданный специально для того, чтобы работать в лавке? «Точно так же, как и ты, — сама себе сердито ответила Паула. — Как самый обычный человек». В конце концов, особой касты продавцов не существовало, а доминантные гены должны были лишь определять поведенческие комплексы и склонность к работе в сфере обслуживания. С таким же успехом эта женщина могла стать поваром, библиотекарем или садовником — жители Рая Хаксли только после начальной школы, в возрасте около двенадцати лет, начинали выбирать, по какой специальности они хотели бы работать в пределах предначертанной им сферы интересов.
Продавщица магазина с улыбкой осмотрела наряд Паулы.
— Могу я вам чем-нибудь помочь, мисс?
Пауле потребовалось пара секунд, чтобы осознать, что, несмотря на деловой костюм, она выглядела моложе этой женщины.
— Простите, но одежда мне не нужна. Я ищу дорогу к дому Денкена.
— А, конечно. — Женщина как будто ожидала от гостьи из чужого мира подобного вопроса. — Это на Симли-авеню. — Она обрисовала маршрут и задала свой вопрос: — Могу я спросить, почему вы решили его посетить?
— Мне нужен его совет.
— Вот как? Я и не думала, что граждане Содружества ищут помощи у наших вольнодумцев.
— Вы правы. Но я родилась здесь.
Ошеломленный вид продавщицы вызвал у нее улыбку.
Симли-авеню осталась такой же, как и прежде, — ряд одноэтажных бунгало с крошечными палисадниками. Исключение составляли лишь хвойные деревья, высаженные вдоль тротуара; за прошедшие полтора столетия они заметно выросли. К их терпкому аромату примешивался запах моря, приносимый свежим ветерком, и улочка казалась частью какого-то курорта. Это снова навело Паулу на мысли об отставке.
Дом Денкена стоял последним в ряду домиков перед обширным парком, разбитым на вершинах холмов. Он оказался несколько больше соседних бунгало и выглядел новшеством в этом мире, где все получают одинаковую плату, независимо от рода работы: его владелец когда-то возвел сбоку большую каменную пристройку с высокими узкими окнами, что не соответствовало общему стилю сельских построек.
По узенькой тропинке Паула прошла к передней двери и позвонила в потускневший бронзовый колокольчик. Прилегающий к дому садик тоже отличался от прямоугольных газонов, украшенных клумбами с яркими однолетниками и солнечными часами — здесь росли вечнозеленые кустарники, создававшие пастельную гамму, а лужайка явно не подстригалась уже пару недель.
Паула уже собиралась позвонить еще раз, когда изнутри донесся мужской голос:
— Иду, иду.
Дверь открылась, и перед ней возник мужчина лет тридцати с небольшим, одетый в сильно помятую серо-голубую футболку и лимонно-желтые шорты. Его неопрятные каштановые волосы с седыми прядями свободно спускались на плечи.
— О, неужели не могла прийти твоя мама?
— У меня нет мамы.
Она сразу же узнала лицо его предка: щеки были более пухлыми, а волосы немного более темными, но нос точно такой же, как и выразительные зеленые глаза. И точно такая же отрешенность от повседневной жизни.
Мужчина потер ладонями лицо, словно только что проснулся, и вгляделся в ее лицо.
— А, да ты из другого мира. Что ты здесь делаешь?
— Я ищу Денкена.
— Я Леонард Денкен. Слушаю.
— Меня зовут Паула Мио, и официально я не из другого мира.
Леонард Денкен нахмурился, потом изумленно моргнул, выпрямился и широко раскрыл глаза.
— Ух ты, конечно же, последний украденный младенец. Мой дедушка… Нет! Это мой прадедушка тебя консультировал, а отец мне об этом рассказывал.