Дадли едва мог выдавить из себя хоть слово.
— Д-да.
— Могу подбросить тебя к ближайшему «Молчаливому миру». Или мы можем вместе подняться ко мне в номер. Сейчас. Прямо сейчас.
Гостиничный номер был таким же безликим и строго функциональным, как и все, что производилось на Августе. В одном конце L-образного помещения находился балкон, а в другом — отделанная мрамором ванная комната. На небольшом возвышении стояла большая двуспальная кровать с пологом, позволяющим отгородить постель от остального пространства комнаты.
Оскар открыл дверь и ввалился в номер, когда снаружи уже стемнело. Два часа он провел вместе с Антонией в маленьком баре на пятом этаже, предназначенном только для постояльцев отеля, но затем их разыскали журналисты, и на этом вечеринка закончилась.
Он не стал зажигать свет, а сразу прошел к кухонной нише. Света, поступавшего снаружи сквозь широкие стеклянные двери балкона, было вполне достаточно, чтобы разглядеть в холодильнике бутылки с пивом. Он вытащил одну из них и снял крышку. Антония оказалась права: выпивка подействовала эффективнее, чем укол. Головная боль совсем прошла. На столике он обнаружил меню ресторана и вместе с ним вышел на узенький балкон. Он решил заказать номер только потому, что в завершение приветственной церемонии был запланирован банкет. Но ужин пришлось отменить. Теперь, чтобы поесть, придется воспользоваться доставкой в номер.
Вдали яркими огнями, словно отражая небесные созвездия, сияла Нью-Коста. С северной стороны небо подсвечивалось янтарно-желтыми отблесками: там, в горах Колрей, безостановочно работали сталеплавильные комплексы. Обманчивый рассвет. Сияние было намного сильнее, чем корона оранжевого карлика в мире, который Оскар исследовал восемь или девять лет тому назад. Бесконечное движение на магистралях напоминало медленно текущие светящиеся реки. Узкие полосы темноты пересекали город, а между ними блестели бесконечные рельсы, петлявшие между станциями, заводами и сортировочными участками. Зачарованный гигантскими масштабами и энергией мегаполиса, Оскар рассеянно улыбнулся. Сильный ветер эль-лопи наполнил улицы и автострады чистым теплым воздухом. Он отпил глоток пива. Где-то в сиянии цепочек огней стояли заводы, на которых изготавливались гипердвигатели для флота. Ходили слухи, что последние модели обеспечат кораблям скорость намного большую, чем сейчас. Вот это будет Флот!
— Хорошенькое представление ты устроил днем.
Оскар вздрогнул от неожиданности.
— Черт! — Пивная бутылка выскользнула из пальцев и беззвучно унеслась в темноту, на автомобильную парковку пятнадцатью этажами ниже. — Черт!
Он поспешно вернулся в комнату и обнаружил сидящего на диване мужчину. Оскар не слышал, как тот вошел в номер.
— Некоторые люди никогда не меняются, — сказал мужчина. — Ты всегда слишком увлекался выпивкой.
— Кто? Что?
Мужчина негромко засмеялся и включил настольную лампу. Оскар уставился на незваного гостя: ему было довольно много лет — чуть больше шестидесяти, и никаких признаков омоложения. Кожа на округлом лице с розовыми щеками сильно огрубела — последствие частого клеточного перепрофилирования. Мужчина выглядел довольно массивным, но не толстым, по крайней мере для своего возраста.
— Простите, мы знакомы?
— О да, Оскар, мы знакомы.
Оскар подошел к дивану и присмотрелся внимательнее, стараясь отыскать этот образ в своем прошлом.
— Я не…
— И не пытайся меня узнать. От моего прежнего облика ничего не осталось. За прошедшие десятилетия я сотни раз прибегал к перепрофилированию, чтобы на пару шагов опережать представителей закона.
— Вот дьявол! — У Оскара ослабели ноги, и он тяжело опустился на край дивана. — Адам? Это ты, Адам?
— И никто другой.
— Господи! Прошло сорок лет.
— Тридцать девять.
Оскар, не скрывая страха, уставился на человека, бывшего когда-то его другом и товарищем по партии.
— Чего ты хочешь?
— Так-то ты приветствуешь старого друга?
— Прекрати.
— Что прекратить? Прекратить напоминать тебе о том, кем ты когда-то был? О том, что у тебя имелись идеалы? Принципы? О том, что ты тогда натворил?
— Я ничего не забыл! — крикнул Оскар. — Боже милостивый! Этого никто не смог бы забыть.
— Рад это слышать. Я вот что подумал: ты работаешь в крупнейшей в истории человечества корпорации, помогая распространять ее власть и тлетворное влияние на новые миры.
— Твои проклятые речи ничуть не изменились за эти сорок лет. Неужели ты не понимаешь, насколько устарела эта чепуха? И даже мировую плутократию не забыл упомянуть. Такие громкие слова производят впечатление на невежественных глупцов, и ты можешь их контролировать, можешь заставить пожертвовать жизнью ради твоего дела. Они считают тебя великим интеллектуалом, кому можно доверять и кто знает, что делает.
— Это дело когда-то было и твоим, Оскар. Или ты отказался от идеи социальной справедливости? Это цена твоих омоложений? Новая валюта, принятая Оскаром Монро?
— А, прекрати. Я тогда был молодым, был жалким шутом, легкой добычей для мерзавцев вроде профессора Грайва. Черт возьми, мы же были детьми. Просто детьми, и ничего не знали. Ты говоришь о тлетворном влиянии. Тебе не надо далеко ходить, чтобы увидеть его во всей красе.
— Партия стоит за правое дело, и ты это знаешь. Наше общество идет по неверному пути.
— Ну давай, скажи! — Оскар, сжав кулаки, наклонился вперед. — Давай, несчастный ублюдок. Скажи! Скажи: цель оправдывает средства. Ты ведь ради этого явился сюда? В прошлый раз так и было.
Ярость в его глазах заставила Адама отвернуться.
— То, что мы сделали, ничем невозможно оправдать, — сказал он так тихо, что Оскар еле услышал его. — И это известно нам обоим.
Они сидели на разных концах дивана, не глядя друг на друга. Спустя минуту Адам пошевелился.
— Вот как получается, — проворчал он. — Мы с тобой словно давно женатая пара, вечно грыземся друг с другом.
— Зачем ты пришел, Адам? Хочешь вывести меня из строя?
— О нет, тебе так легко не отделаться.
— Тогда чего же ты хочешь? — Он прищурился, глядя на бывшего друга. — Денег? Тебе пора подумать об омоложении.
— Не уверен, что захочу продлить себе жизнь в этой вселенной.
— Даже ты не способен на подобную глупость. Ты не можешь умереть. Это означало бы, что вся твоя жизнь потрачена впустую.
— Это жизнь, прожитая честно и в соответствии с моими принципами. А ты можешь сказать то же самое о себе?
— Да. Я помог открыть для жизни десятки новых миров. Я дал возможность людям начать новую жизнь. Третья зона космоса совсем не такая, как первая и вторая зоны. Это не революция, никто не бросает бутылки с зажигательной смесью и не убивает себе подобных в уличных боях. Большая разница.