То чувство, что постепенно зарождалось в моей душе, в первую очередь заметила Фрида – женщина, заменившая мне мать. Она была слишком чуткой и внимательной, чтобы не понять взглядов, которые я бросал на Элен. Помню, как она подошла ко мне, выждав минутку, когда ни Анны, ни леди Кэтрин не было рядом, и прошептала:
– Дорогой Фитцли, будь осторожен в мыслях и желаниях, они начинают отражаться на твоем лице, и люди смогут легко прочесть их…
Я понимал, что она имела в виду Анну и ее вездесущую мать, но… должен признаться, моя невеста становилась мне все более безразличной, и причина была не только в бедной Элен – огромная заслуга моего охлаждения к будущей жене лежала на ее собственной матери. Зло расползалось от леди Кэтрин во все стороны подобно грязному пятну, она отравляла воздух вокруг. Делала атмосферу в доме невыносимой. Не было дня, чтобы из-за пустяка, как, например, непроглаженная лента или не вовремя поданный кофе, не разгорался скандал. Не было дня, чтобы Фрида не успокаивала плачущую и проклинающую мерзкую ведьму Розалинду, которая прислуживала миссис Мортон, считавшей себя хозяйкой в Торнбери.
Когда дамы покинули нас, не только слуги, но и я вздохнул с явным облегчением. Теперь никто не будет мешать моему сближению с Элен, если только дорогой друг Мак-Фейри, но я не замедлил с ним объясниться уже через день после отъезда Анны.
Мне очень хотелось верить, что он, как джентльмен, понял и не затаил в сердце обиды, однако его истинная реакция мне неизвестна. Больше он никогда не появлялся с визитами в Торнбери, не счел нужным своевременно объясниться с Элен, она же продолжала его ждать и лишь позже, получив письмо, немного успокоилась.
Итак, она осталась со мной, но куда делась моя решимость? Я не мог найти в себе сил, чтобы признаться в чувствах. Каждый день откладывал объяснение на более поздний срок и удобный момент, стараясь держаться от нее на расстоянии, но, тем не менее, тайком наблюдал за ней. И она нравилась мне все больше и больше. Ни с чем не сравнимое удовольствие доставляло смотреть, как она движется, как поправляет непослушные завитки волос, как внимательно слушает, немного наклонив голову, как смотрит в глаза – прямо, а не опуская их кокетливо и стыдливо, что обычно свойственно молодым леди. Как мило улыбается уголками рта, как не боится спорить и честно признается, если бывает неправа. Мне нравилось, что малышка Мэри любит ее и зовет каждый вечер, и Элен с радостью занимается с маленькой девочкой, отдавая дань своей покинутой дочери. Она мне нравилась все больше и больше, и однажды я признался себе, что люблю и желаю ее как женщину больше всего на свете. Это поразило меня до глубины души и заставило полностью пересмотреть все будущие планы.
Стало понятно, что свадьбы с леди Анной не будет и мне необходимо разорвать помолвку. Я прекрасно осознавал все трагические последствия этого шага, но связывать жизнь с человеком, которого никогда не смогу полюбить, считал недостойным поступком.
Все причины разрыва были подробно изложены в письме, которое я отправил с посыльным, обязав слугу уведомить меня о вручении пакета в руки леди Анны.
Вторым письмом я пригласил из Лондона известного в городе портретиста – у меня появилась невероятная и смелая идея, которую я попытался воплотить в жизнь.
Мастеру было наказано написать портрет моей любимой, чтобы ее образ навеки был рядом и никогда не покинул меня. Оставалось лишь уговорить Элен позировать художнику.
Следующим днем я объяснился с ней. Я смог, нашел силы. Хотя, лукавлю, она сама вынудила меня быть смелым. Не мог даже предположить, что в то время, когда я страдал от невысказанности своих чувств, она умирала от моей мнимой холодности. Как я мог быть таким слепцом? Признание произошло неожиданно во время конной прогулки по парку. Я был вне себя от счастья, потому что обрел неожиданную надежду на взаимность. Она не отвергла мое предложение руки и сердца, а с радостью приняла его, на что я не рассчитывал совершенно.
До сих пор не могу прийти в себя от воспоминаний о близости ее нежного маленького тела, о сладком цветочном запахе волос.
С того дня мы более не расставались, я жил ею, дышал ею, не мог с ней наговориться. Мы совершали каждый день бесконечно долгие прогулки по парку, забыв об отдыхе и еде. Я любил, когда она сидела у меня на коленях, я слушал ее рассказы о той, другой жизни, совсем ином времени, и верил каждому слову. И был по-настоящему счастлив. С каждым днем ее портрет оживал, а взгляд набирал силу. Мастерство художника не разочаровало – он сумел в точности сохранить для вечности глаза моей избранницы, немного грустные, устремленные прямо в душу, ласкающие и зовущие. Портрет близился к завершению. Но разве мог я предполагать, что история нашей любви так же близка к страшному финалу?
Посыльный от леди Анны вернулся – она не снизошла до ответа. Мне было искренне жаль бывшую невесту, но по-другому поступить я не мог.
Тогда, будучи безумно влюбленным и ослепленным страстью, я не сразу понял, какие грозные тучи сгущаются над нами. Сначала появился необъяснимый страх, тоска, иссушающая душу, причина которой была полностью скрыта, неясна. Мне стало казаться, что стоит проснуться утром, и я не найду больше Элен, она исчезнет, растворится в воздухе, как дымка утреннего тумана. Постепенно я стал бояться уснуть, лишь бы не потерять ее. Да, начал сходить с ума от страха, и однажды был вынужден рассказать ей об этом. И тогда Элен поклялась, что никогда не оставит меня, ее образ навеки будет со мной.
Мы порой не знаем, как наше слово отзовется в грядущем.
Образ навеки остался со мной, но ее самой не стало.
Однако не хочу торопить повествование, тогда же я боялся подумать, что смогу расстаться с ней, это было равносильно смерти.
Никогда не забуду нашу последнюю прогулку к реке. Тогда я совершил самую страшную ошибку, которая до могилы будет терзать мою душу. Я отказался от нее, от ее любви, от ее ласки, ведь она впервые была готова подарить себя, а я намеренно пренебрег, идя на поводу нелепых условностей и надеясь прожить с ней годы, в то время как нам были отмерены уже часы…»
Я оторвалась от дневника и, закрыв глаза, с мучительным стоном откинулась на высокую спинку кресла.
Перед моими глазами, полными слез, проносились равнодушные барашки-облака, пасущиеся на бескрайних просторах ослепительно-голубого августовского неба. И раненое сердце, обманутое, разочарованное вновь, больно сжалось в груди.
«Я тоже никогда не забуду этот день. Почему ты отстранился от меня? Зачем?»
Но в этот же миг ответ на вопрос уже возник в моей голове.
Все правильно. После такой близости нам было бы еще больнее проститься.
«За неделю до того страшного дня я получил известие из Лондона от моего поверенного. Эшли Гудман требовал срочно приехать и обговорить детали наследования акций торговой компании от двоюродного дяди по отцовской линии.
Дела родственника были довольно плохи, его адвокат спешил уладить все формальности.