– Хищник, – повторила я. – Он – один из нас, психопомп.
Она кивнула, ожидая продолжения.
– А дети… они мирно умерли, окруженные заботой родителей. Я имею в виду, в то время, когда они были живы.
– Но этот человек беспокоил и тебя, – отчетливо проговорила она. – Он тот, кто послал моему брату сообщение.
Я кивнула. «Я голоден» – предупреждение.
– Как ты привела его сюда, девочка?
– Зачем мне это? Я даже никогда не была здесь раньше!
– Как бы еще он установил связь с моим братом?
– Связь? – переспросила я, пытаясь вспомнить, что произошло в подвале в ту ночь, когда мистер Хэмлин отдал мне Минди. – Я поцеловала его руку, но Яма обо всем знает.
– Думай лучше, Элизабет, – отчеканила Ями, подчеркивая каждый слог моего имени.
Я зажмурилась и услышала голос мистера Хэмлина.
«Я хочу, чтобы ты кое-что передала своему весьма впечатляющему другу. Напомни-ка как его зовут?»
И я ответила.
– Ямарадж, – выдавила я. – Я сказала мистеру Хэмлину его имя… случайно.
Ями пристально смотрела на меня, затем подняла свою чашку и подула на нее. От ее губ клубился пар.
Я с трудом вдыхала густой, отдающий кровью воздух. Здесь имена были и впрямь очень важны. Вот почему мистер Хэмлин смог проследовать за мной до самого Нью-Йорка!
– Прости. Я не знала, что этого делать нельзя. Меня не предупредили.
– Мой брат тебе не сказал, – ответила Ями, смежив веки. – Ты его отвлекаешь. И он не хотел пугать тебя правилами загробного мира. Ты превратила его в дурака самим своим существованием.
Я замотала головой. Яма тоже часто говорил мне, что здесь важны имена, просто недостаточно доходчиво. Возможно, после трех тысяч лет это казалось для него очевидным. И нельзя же объяснить невежественным новичкам все сразу! Надо проявлять хоть какую-то снисходительность.
У меня резко пересохло во рту. Я потянулась к чашке, но в ней не было ничего кроме пара.
– Одни воспоминания, – пояснила Ями. До меня не сразу дошло, что она имела в виду чай. В подземном мире не было ничего, кроме призрачных воспоминаний. Примерно так же дети играют с пустой посудой в чаепитие.
– Сколько детей он забрал? – спросила я.
– Пока трое.
– Чем я могу помочь?
Ями вздохнула, будто мои мозги загустели, как здешний воздух, и я совсем ничего не соображаю.
– Ты заявила, что поцеловала его. Ты знаешь имя хищника.
– Да! Мы связаны, – подтвердила я, с трудом вставая. – Я позову его или выслежу, сделаю все, что надо.
Ями подняла ладонь.
– Подожди Ямараджу. Правосудие вершить ему.
Внизу вплоть до далеких холмов разливается тьма, накрывая долину покровом полуночи. Ни один костер не притягивает глаз, и в засушливый сезон небо не отражается от ярких разбегающихся ручьев. Но Дарси Патель замечает, как среди непроницаемого бархата сверкает единственная блестящая монетка – яма с водой.
Пересохший язык скребет по мучительно растрескавшимся губам, однако Дарси не спешит и замеряет координаты созвездий Ворона и Южного Креста. Она должна идти строго по прямой, чтобы до восхода солнца успеть добраться до пятна жидкого серебра. Последние семнадцать дней принесли ненасытный зной, который забрал по очереди вьючных животных, каторжан, а затем и вольных членов экспедиции. Местные проводники благоразумно сбежали еще неделю назад.
Курс определен, Дарси ковыляет по неровному склону, жажда задает темп. Дарси предстоит долгая ночь. Тем не менее рвение Дарси сдерживают болезненные падения из-за того, что ее внимание приковано к созвездиям над головой, а не к россыпи камней под ногами. Высохшие русла пересекают долину, и вскоре мышцы начинают гореть от усталости. Дарси то карабкается вверх, то спускается вниз… Ей не дает покоя запах вяленого мяса в заплечном мешке, но во рту слишком сухо, чтобы от еды был какой-то прок.
В самое холодное время суток, когда чуть озаряется горизонт, впереди мелькает проблеск воды. Дарси даже не смеет в это поверить. Но почва под ногами становится мягче, и нос улавливает в воздухе запах остролиста и мятного куста. [122]
Слышится далекий всплеск. Наверное, горный валлаби [123] спустился на свой первый за день водопой. Но беспокойство о свежем мясе будет потом… а сейчас Дарси хочет только одного. Она изнывает от жажды. Она бежит, падая на колени в красную грязь. Как только лицо касается воды, ее трясет от взрыва чувств. Наконец-то охлаждаются ранки на губах, трещины в горле крадут первые глотки до того, как влага достигает желудка. Проходит целая минута, прежде чем Дарси удается напиться, и она пытается выбраться из объятий грязи.
Но та не отпускает Дарси.
Она подтягивается на локтях, но это все, на что она способна. Ее руки и ноги оказываются в ловушке чего-то вязкого и неодолимо сильного. Странно, но в нескольких сантиметрах от ее лица вода ускользает вниз. Нечто огромное шевелится в глубине, как будто вздымается сама земля…
Дарси слышит вокруг себя шлепки и вытягивает шею. В розовом свете зари дюжина валлаби прыснула в разные стороны, спасаясь бегством от того, во что постепенно превращается огромная глыба липкой грязи…
Засасывающий захват ослабевает, и Дарси, приложив все силы, встает на ноги. Какое-то мгновение она стоит прямо на набухающей куче грязи, но внезапно красная земля под ногами делается вязкой, и Дарси погружается в живое, пульсирующее тепло. Неторопливая и безжалостная жижа неумолимо поглощает ее тело и, в конце концов, заполняет легкие.
Задыхающаяся Дарси ощущает глубинные содрогания и рокот древних газов в ядре, чье звучание похоже на слово…
Буньип!
Дарси проснулась в испуге, хватая ртом воздух, мутузя скрученные простыни. Она далеко не сразу поняла, что цела и лежит в безопасности на собственной постели, а не задыхается в алчной грязи священного водопоя в австралийской глухомани.
Много времени прошло с тех пор, как она в последний раз видела кошмары о Буньипе. Однако сейчас, покрываясь потом, Дарси в полной мере вспомнила вдохновленные книгами Кирали ночные ужасы, которые снились ей, когда она только вступила в подростковый возраст. Тут-то она и сообразила, что черная нефть из ее романа подозрительно похожа на живую красную землю из легенд Тейлор.
Забавно, что Кирали никогда об этом не упоминала. Заметила ли она вообще? А может, просто привыкла к тому, что у нее заимствуют?