— Ой, — скривился Костик.
— Извини, забыл.
— Конечно, про свою дырку, небось, не забыл бы.
— Ты же сам говорил — царапина.
— Да, но она в моём теле.
— Стоп. Останавливай здесь.
«Мазда» послушно замерла. Костя повернул ключ в замке зажигания, глуша мотор. Несколько секунд они сидели молча и не двигаясь.
— Макс, мне страшно, — наконец сказал Костик изменившимся голосом.
Макс негромко кашлянул. Он сидел ссутулившись, глядя в одну точку, как будто собирался с силами перед последним броском.
— Недолго уже осталось, Костя, — произнёс он. — Поверь мне, уже недолго.
Он встряхнулся, как выбравшийся из воды пёс, и повернулся к Пирогову:
— У тебя оружие есть?
— Нет, — признался Костик. — От «макара» я избавился, а новый мне завтра обещали достать.
— Держи, — Макс пододвинул к нему чёрную сумку с ноутбуком. — В боковом кармане.
— А что у тебя тут? — поинтересовался Пирог, заглядывая внутрь. — О, ящик! Откуда?
— Военный трофей от Шабарина. Девочка постаралась.
Костик хохотнул.
— Улёт. Просто клад, а не девчонка тебе попалась. То-то Папа Джо взбеленился.
Он посерьёзнел, вынул пистолет, внимательно осмотрел его, выщелкнул обойму, проверил и заправил её обратно.
— Годится. Ну что, пошли?
Костя замолчал, пряча пистолет. Его лицо осунулось, было видно, что он волнуется.
— Ноутбук возьми с собой, — сказал Макс. — На всякий случай.
Они вышли из автомобиля и направились вниз по узкой улочке, наполненной ночной прохладой и запахами распускающихся роз. Где-то вдалеке раскатисто грянул собачий лай и замер, оставив после себя лёгкое эхо.
Макс с Костей спустились к железнодорожной насыпи, прошли под мостом и оказались у заброшенных складских помещений, понуро стоявших посреди обширной, укатанной множеством колёс, площадки. Когда-то всё это хозяйство принадлежало облстройтресту, затем, после реорганизации, попало на баланс какого-то управления, позже упразднённого, по неизвестным причинам не угодило под колёса приватизации, а сами же мастерские, тем временем, хирели, разрушались и приходили в полную негодность.
Два больших, ангарного типа, помещения сейчас вырисовывались своими полукруглыми крышами на фоне фиолетового неба, проткнутого чёрными зубьями росших поблизости деревьев. Бетонный забор, окружавший территорию, исчез, лишь кое-где остались деревянные щиты, косо установленные на хлипких подставках, по большей части прогнившие или рухнувшие совсем.
Макс без помех провёл Костика к правому ангару, раскрутил проволоку, которой были схвачены проржавевшие ворота, и толкнул одну из покосившихся створок. Они, настороженно прислушиваясь, вошли внутрь. Никого. По крайней мере, ни единого постороннего звука.
Освещение здесь давно не работало, но видно было не хуже, чем снаружи, благодаря тому, что крыша почти полностью проржавела, и лунный свет беспрепятственно лился сквозь многочисленные прорехи с рваными краями.
Костя, настороженно поблёскивая стёклами очков и держа пистолет наизготовку, прошёл по огромному залу ангара, заглядывая во все углы.
— Пусто, — сообщил он, закончив осмотр.
— Ясно, — Макс подошёл к единственному окну, забранному деревянными козырьками, наподобие жалюзи.
Послышался нарастающий шум приближающегося поезда. Помещение мастерской задрожало, а затем, войдя в резонанс с несущимся составом, горестно застонало, металл перекрытий угрожающе заскрипел.
— Твою мать, — выругался Костик, яростно ковыряясь в ухе. — Как же у нас люди вдоль железной дороги живут?
— Привыкают, — флегматично отозвался Макс, рассматривая в окошко прилегающую местность.
— Как обстановка? — поинтересовался Пирог. Он нервничал всё больше и больше, поэтому никак не мог решить, что делать с пистолетом — засунуть обратно в сумку, пристроить за поясом или продолжать держать в руке.
— Спокойная, — сказал Макс, не оборачиваясь. — Да не дёргайся ты. Положи его рядом с собой на ящики. Если надо будет — возьмёшь.
— Долго ещё? — жалобно спросил изнывающий Костя.
— Не знаю, — Макс посмотрел на часы. — Будем ждать.
Ожидание продлилось недолго. Через двадцать минут створка ворот коротко взвизгнула, пропуская внутрь две тёмные фигуры. Отсвет на безупречно белых зубах, различимый даже в таком полумраке, выдавал в одной из них, как всегда элегантного, Руслана Константиновича. Габариты другой — безошибочно свидетельствовали, что это не кто иной, как его «alter ego» в лице Антона Байдалова. Оба на мгновение замерли у входа, обводя взглядом помещение, а затем двинулись к отошедшему от окна Максу.
— Ну, ты задал нам работы, Штурман, — с лёгким укором произнёс Папа Джо и развёл руками в стороны, словно собирался по-отечески обнять расшалившегося виновника всех происшествий.
Но, обниматься они не стали. Шабарин остановился в пяти шагах, качнулся с пятки на носок, положив одну руку на лацкан пиджака, а другую засунув в карман брюк. Макс стоял перед ним, чуть повернув голову набок и рассматривая обманчиво джентльменскую внешность Руслана Константиновича, ловя даже не на слух, а кожей учащённое дыхание Костика, стоящего за его спиной.
— Вы, наверное, хотели, чтобы всё получилось легко и быстро? — спросил он.
Взгляд Макса переместился на Антона, который подошёл вслед за своим патроном и остановился на некотором отдалении слева от него. Не спереди и не позади, а, именно, слева. Макс ожидал, что он остановится именно там.
— У тебя было конкретное задание, — всё тем же отеческим тоном продолжал Шабарин. — А ты сорвался, стал творить чёрт-те что, сводить старые счёты…
— Перестаньте, Руслан Константинович, — Макс поднял руку, прерывая поток репримандов. — Вы зачем сюда пришли?
— Чтобы увидеть тебя, мальчик мой, — широко улыбнулся Руслан Константинович.
— А ещё?
Шабарин на миг запнулся, не гася, тем не менее, своей ослепительной улыбки.
— Вы пришли сюда, — сказал Макс, — потому, что сами не можете понять, что происходит.
Молчание Руслана Константиновича было более чем красноречивым.
— А убрать нежелательного свидетеля — это уже, так сказать, попутно, — добавил Макс.
— Ну, зачем ты так? — с некоторой даже обидой в голосе произнёс Шабарин. — Мы же деловые люди, а не бандиты.
«Интересно, как он договаривался с Байдаловым, — подумал Макс. — После какого знака Антон должен меня застрелить?».
— Но, ты прав, Штурман. Происходит что-то, чего мы с Антоном Павловичем не можем понять. А меня это выводит из равновесия.