Оливье вместе со всеми посетителями бистро смотрел на безумную лошадь и упавшего наездника. Мурашки бежали по его коже, и ему хотелось броситься прочь, закричать, протиснуться сквозь толпу. И бежать, бежать, бежать. Пока ноги не откажут и он не упадет.
Потому что в отличие от остальных он понимал, что это означает.
Но он просто стоял и смотрел, словно был одним из них. Однако теперь Оливье знал, что никогда уже не будет таким, как прежде.
Арман Гамаш вернулся в кафе, обвел взглядом лица.
— Рора Парры здесь нет?
— Я здесь, — раздался голос из дальнего угла бистро.
Толпа раздалась, и появился этот коренастый человек.
— Мадам Жильбер обнаружила в лесу домик. Вам о нем ничего не известно?
Парра вместе со всеми остальными задумался. Потом он и все клиенты бистро покачали головой.
— Никогда не слышал ни про какой домик в лесу.
Гамаш задумался на несколько секунд, потом выглянул в окно: на деревенском лугу в траве Доминик приходила в себя.
— Стакан воды, пожалуйста, — попросил он, и Габри принес ему стакан воды. — Идемте со мной, — сказал старший инспектор Рору Парре. — Как далеко эта хижина? — спросил он у Доминик, когда та выпила воды. — Мы сможем проехать туда на мотовездеходе?
Доминик помотала головой:
— Нет, лес слишком густой.
— Как же вы туда попали? — спросил Бовуар.
— Макарони меня привез. — Она погладила лошадь по потной шее. — После всех происшествий сегодняшнего утра мне нужно было какое-то время побыть одной. И я оседлала коня и решила отыскать в лесу старые конные тропы.
— Не очень умный поступок, — сказал Парра. — Вы могли потеряться.
— Я и потерялась. Так я и нашла хижину. Я была на одной из расчищенных вами тропинок, потом она закончилась, но старая тропинка еще была видна, поэтому я продолжила движение. Вот тогда-то я и наткнулась на этот домик.
Мысли Доминик полнились образами темной хижины, темных пятен на полу. Она вспоминала о том, как снова вскочила в седло и пыталась найти дорогу назад, стараясь не поддаться панике. Каждый канадец с детства слышит предостережения: никогда, ни при каких обстоятельствах не ходи в лес один.
— Вы сумеете найти дорогу к тому домику? — спросил Гамаш.
Сумеет ли она? Доминик подумала и кивнула:
— Да.
— Хорошо. Хотите отдохнуть?
— Я бы хотела побыстрее покончить с этим.
Гамаш кивнул, потом повернулся к Рору Парре:
— Будьте добры, проводите нас.
Они поднимались по склону холма. Доминик вела Макарони, Парра шел рядом с ней, а полицейские чуть позади. Бовуар прошептал своему шефу:
— Если туда не проехать на мотовездеходе, то как мы доберемся?
— Ты умеешь говорить «гоп-гоп»?
— Я умею говорить «ой-ля-ля». — Бовуар посмотрел так, будто Гамаш предложил что-то неприличное.
— Тогда я советую тебе попрактиковаться.
* * *
Через полчаса Рор оседлал Ромашку и Честера. Коня Марка нигде не было видно, но из сарая появился Марк-муж, на голове которого был ездовой шлем.
— Я с вами.
— Боюсь, что нет, месье Жильбер, — сказал Гамаш. — Математика тут простая. У нас три лошади. На одну сядет ваша жена, а мы с инспектором Бовуаром должны ее сопровождать.
Бовуар посмотрел на Честера, который переминался с ноги на ногу, словно у него в голове играл диксиленд. Инспектор никогда прежде не сидел в седле и до последнего был уверен, что и теперь сумеет этого избежать.
Они тронулись. Доминик впереди, Гамаш — следом с рулоном ярко-розовой ленты, чтобы по ней найти обратную дорогу, Бовуар — в хвосте, хотя Гамаш предпочел выразиться об этом другими словами. Старший инспектор не раз сидел в седле. Когда он начал встречаться с Рейн-Мари, они катались на лошадях на горе Мон-Руаяль. Они брали с собой еду и по тропинкам доезжали до самого центра Монреаля, останавливаясь на полянке, где можно было привязать лошадей и откуда открывался вид на город. Там они потягивали холодное вино и ели сэндвичи. Конюшни на Мон-Руаяль теперь были закрыты, но время от времени они с Рейн-Мари выезжали в воскресенье куда-нибудь, где можно покататься на лошадях.
Езда на Ромашке была не похожа на его прежний опыт. Это скорее напоминало плавание в лодке по разбушевавшемуся морю. От покачивания Ромашки у него к горлу подступила тошнота. Через каждые десять шагов он останавливался и привязывал к дереву розовую ленточку. Доминик на Макарони значительно опередила их. Оглядываться назад Гамаш не осмеливался, но он знал, что Бовуар не отстает, потому что слышал непрекращающуюся брань:
— Merde! Tabarnac! [53] Козел!
Тропинка сужалась, в лесу становилось темно, шаг лошадей замедлялся. Гамаш вовсе не был убежден, что они на верном пути, но теперь он ничего не мог с этим поделать. Агенты Лакост и Морен собирали все необходимое для обследования места преступления и должны были подъехать на мотовездеходах, когда Парра проложит тропу. Но на это требовалось какое-то время.
Сколько времени понадобится Лакост, чтобы понять, что они заблудились? Час? Три? Когда спустится вечер? Насколько далеко они углубились в лес? Становилось темнее и прохладнее. Ощущение было такое, будто они едут уже не первый час. Гамаш посмотрел на часы, но в сумерках ничего не увидел.
Доминик остановилась, и лошади уперлись друг в друга.
— Опа, — сказал Бовуар.
Гамаш протянул руку и взял поводья, чтобы успокоить лошадь инспектора.
— Вон там, — прошептала Доминик. — Рядом с тем солнечным лучом.
Сквозь плотный строй деревьев пробивался сноп света. Гамаш посмотрел в ту сторону и увидел хижину.
— Оставайтесь здесь, — сказал он Доминик.
Потом подал знак Бовуару, который оглядывался, пытаясь сообразить, как ему слезть с лошади. Наконец он наклонился вбок, обхватил ближайшее дерево и спустился по нему. Любая другая лошадь была бы огорчена, но Честер видел вещи и похуже. Он почти влюбился в Бовуара к тому времени, когда тот слез с его спины. Бовуар ни разу не пнул коня, не хлестнул, не ударил кулаком. За свою жизнь Честер не встречал такого доброго наездника.
Двое полицейских уставились на хижину. Она была сложена из бревен. На крыльце стояло кресло-качалка с большой подушкой. По обе стороны закрытой двери имелись окна с ящичками, в которых в полную силу расцветали цветы. Сбоку домика возвышалась дымовая труба, но дыма видно не было.
Они слышали у себя за спиной тихие движения лошадей, которые хлестали себя хвостами. Слышали, как скрываются в безопасных местах мелкие животные. В лесу пахло мхом, свежими сосновыми иглами и гниющими листьями.