— Хорошо, — немного успокоилась я, выдержав паузу. — Ларс, поклянись мне, что ты никогда не владел ни одним человеком.
Охотник медленно обернулся. Его лицо было неподвижным, глаза смотрели будто сквозь меня. Наконец тонкие губы дрогнули в подобии усмешки.
— Клянусь тебе, сирена, я никогда не владел никем, ни человеком, ни фейри… — и продолжил еще до того, как я успела облегченно выдохнуть: — Против его воли.
— А по взаимному согласию, значит…
— Замолчи, — встревоженный голосок Пака был еле слышен. — Он и так сказал тебе слишком много. Не спрашивай больше, чем ты готова принять.
Я подавилась вопросом. Охотник отвернулся и пошел вперед, предоставляя мне почетное право поднимать с земли и отряхивать от сухих иголок своего напарника.
Дальше мы шли молча. Каждый думая о своем. Спина охотника выражала полнейшее равнодушие, а обиженное сопение Пака, видимо, обиду.
Дозорных я заметила первая. Просто потому, что у Ларса из ямы открывался худший обзор. Когда авангард нашей небольшой группы, грязно ругаясь (предположительно по-норвежски), ухнул вниз, в едва прикрытую дерном дыру, я успела отпрыгнуть назад. Пласт земли скользил из-под ног, устремляясь в ту же яму, и я не придумала ничего лучшего, чем упасть на спину. Сработало. Пак копошился где-то у затылка, путаясь в моих волосах, а я с любопытством наблюдала приближение грозных жужжащих пикси.
— Смерть громадинам! — орало воинство, потрясая столовым серебром. — Смерть!
— Ребята, мы свои, — зачем-то грассируя, лопотала я. — Совсем свои и совсем безопасные!
— На том свете, в вихре душ, будешь байки рассказывать! — Один из малышей заложил крутой вираж и завис перед моим лицом.
— Я туда не тороплюсь. — Мои открытые ладони должны были продемонстрировать миролюбие.
Дозорных было немного, примерно с десяток, но они так часто перестраивались и производили столько шума, что казалось — целая армия крылатых лилипутов развернула против нас военные действия. Ларс, пытающийся без посторонней помощи выбраться из ловушки, отмахивался руками и чертыхался. Из царапины на его виске шла кровь.
— А придется поторопиться! — Чайное ситечко описало полукруг, как ценной моргенштерн, и ощутимо тюкнуло меня по лбу. — Смерть!
Я ахнула, скорее от неожиданности, чем от боли. Таким оружием им придется меня добивать не один час, и то если это развлечение мне до такой степени надоест, что я сама приду к ним на помощь.
— Успокойся, Наперсток, — солидно пропищал Пак. — Тебе же объясняют — мы пришли с миром. Леди Сирин владеет важной информацией, которой должна поделиться с Бусинкой.
— Мало того что ты изгой, теперь ты решил замарать руки предательством!
Звякнула цепочка, ситечко пришло в движение. Зеленый, пригнувшись, отлетел в сторону.
Наш нюхач, оказывается, говорил чистую правду — в племени его не уважали. Я поежилась, ожидая хлопка обещанной мухобойки.
— Ребята! Наперсток! Прошу внимания! — Многочисленные «р» карамельно перекатывались во рту, и это было правильно. — Подлетайте поближе, послушайте меня. Грозные воины, вы всегда успеете нас убить, несколько минут ничего не решают.
Я говорила вдохновенно, я демонстрировала уверенность, я лебезила и подлизывалась, как забредший в офис коробейник с дешевой косметикой. Короче, я была бесподобна. Изумленные пикси внимали мне с открытыми ртами. Неужели все так просто? Неужели я всегда могу решить любую проблему без драки и кровопролития, просто поговорив?
Через полчаса от Наперстка поступило любезное предложение сопроводить леди Сирин, куда она пожелает. Леди широко улыбнулась и предложение приняла, вот только от второго — руки и сердца — ей пришлось отказаться ввиду разницы в росте с предполагаемым женихом. Наперсток принял мой отказ стоически, построил своих солдат боевым клином и приготовился показывать дорогу.
— Какая удача! — шептал мне на ухо Пак. — Не хотел тебя расстраивать, но мы уже давно заблудились. Здорово, что случайно вышли на дозорный отряд.
— Почему охотник не заметил ловушки? — так же шепотом спросила я. — Может, нам стоит поискать другого провожатого?
Не подозревающий о нависшей над ним угрозе увольнения блондин выбирался из ямы, держась за плетеный канат, который пикси любезно спустили для него с верхушки ближайшей сосны.
— Ловушки для того и делаются, чтоб их не замечали. Колдовство маленького народца от кого угодно что угодно скроет, любого заморочит, обманет и вокруг пальца обведет.
— Тогда, если вы такие гении маскировки, почему не можете скрыть свое селение от сов?
— Потому, — отрезал пакостник. — Теперь, извини, мне срочно нужно поглумиться над Ларсом.
Я кивнула, признавая всю серьезность и неотложность этого занятия.
— Если уважаемые дамы замолчат, вы услышите рев Ниагарского водопада.
NN
Высокое искусство ведения спора, отточенное древними греками до совершенства, имело четыре разновидности: дискуссия, полемика, эклектика и софистика. И если первые два вида использовали только корректные приемы, то остальные…
Образчик махровой софистики демонстрировал сейчас Пак. Потому что, насколько я помнила из беглого курса древнегреческой литературы, эклектика ставила целью выявление истины, тогда как софистика — победу над оппонентом. Короче, мелкий пакостник втаптывал блондина в грязь, фигурально выражаясь. И многочисленным восторженным слушателям это доставляло удовольствие. Пикси-охранники, кажется, реже взмахивали крыльями, чтобы жужжанием не заглушать спор.
— Ты признайся, может, тебе отдохнуть пару десятков лет надо? — покровительственно попискивал Пак, нарезая круги над блондинистой макушкой великана. — Мы же поймем, не звери какие…
Ноздри охотника гневно раздувались, под тонкой кожей щек ходили желваки. Сейчас он действительно стал похож на лиса — нервного, загнанного в ловушку. От недавней ленивой грации не осталось и следа, он шел размашисто, не глядя по сторонам, и дышал неровно, как будто рыча от злости. Я проморгалась, чтобы не упустить ничего из богатой мимики жертвы.
— Наверное, обилие железа в хумановском мире притупило твое чутье, — напирал зеленый. — Не знаю, хватит ли твоей хитрости для завершения плана…
— Заткнись! — не выдержал охотник, тем самым признавая свое поражение. — Просто заткнись, пока я тебя не пришиб.
— Боюсь, с твоей великолепной реакцией поймать меня для экзекуции будет затруднительно, — легкомысленно отвечал Пак под одобрительные смешки зрителей.
— Тебе напомнить, кто твой хозяин?
— А никто, Ларс, никто. Я изгой, связанный с тобой равноправным устным контрактом…
— Леди, мы уже почти на месте, — почтительно пропищал Наперсток. — Сейчас я сниму морок и доложу о вашем прибытии Бусинке.