Последний (Пак, а не ретривер) сидел в этот момент на моем плече, меланхолично плетя косички из тех волос, до которых мог дотянуться. Прическа у меня и так оставляла желать лучшего (пребывание в Фейриленде стимулировало каким-то образом рост волос, так что за последнее время они отросли ниже плеч, почти полностью покрыв спину), а старания пикси грозили превратить мою шевелюру в непроходимые джунгли. Но Паку нужно было чем-то снять стресс. Пережив тридцатисекундную беседу с Господином Зимы, мой пикси обогатился примерно на килограмм драгоценностей, но истратил примерно столько же нервных клеток. Последнее слово осталось за высокомерным альвом, и слово это было из тех, которые принято заменять в тексте многоточиями.
— Мы почти добрались до места. — Анна сидела на траве, подставив лицо солнышку. — Кажется, пришло время еще раз уточнить наши действия.
— … — задумчиво поддержал беседу Господин Зимы.
Пак хищно спланировал с моего плеча, разыскивая в траве добычу.
— Нам придется действовать быстро, — продолжала фея. — Янтарная Леди уже осведомлена о наших передвижениях.
— Ты знаешь, где точно находится Арканкам? — вступил в беседу Ларс. — Если верить преданиям, он скрыт от глаз мощным заклятием.
— Я — нет, но мой медальон приведет нас к нему. А дальше… Надеюсь, одна из наших златоустах дев сможет его увидеть или почувствовать.
Мой блондин внимательно посмотрел на меня, я покачала головой. После пафосных намеков Джоконды я уже ни в чем не была уверена.
— Я, кажется, что-то чувствую, — кокетливо заявила сирена. — Будто меня тянет в определенное место.
Изогнув запястье, блондинка приложила руку ко лбу. Позерка!
Я раздраженно отвернулась.
Урух участия в беседе не принимал, хлопоча у костра. Я потянула носом. В погнутом котелке булькало какое-то подозрительное, пахнущее полынью и алкоголем варево. Урух зачерпнул в кружку из котелка и с поклоном передал мне напиток.
— Попробуйте, леди Сирин, это вкусно. Когда я был маленький, моя мама…
Джоконда многозначительно хмыкнула.
— Его дают детям для крепости перьев и когтей, — шепотом закончил рух, склонившись к моему плечу.
Мне не хотелось обижать такого милого нечеловека, и я послушно отхлебнула, покатала на языке обжигающий пряный глоток и выразила на лице всю доступную мне гамму удовольствия. На самом деле на вкус напиток был отвратителен, как молочная пенка, как засохшая манная каша, как вареный лук в супе, но совсем на эти вкусы не походил. Если в моем организме было хоть немного перьев, в данный момент они обрели запредельную крепость. Я поискала глазами, куда бы выплюнуть, но Урух был рядом, и это было бы неприлично. Страдания мои закончились неожиданным образом.
— Именем Дома Лета!
Я быстро сплюнула и с ненавистью посмотрела на Эмбера, иринца Дома Лета и по совместительству моего личного врага.
Один хук справа заменяет час воспитательной беседы.
NN
Взять бы автомат да разрядить обстановку.
NN
Не то чтобы я раньше присутствовала при арестах, но по телевизору видеть приходилось. По моему скромному мнению, Эмбер действовал как обычный дилетант, малолетний мажор, случайно попавший на дело. Сообщив сакраментальное «все арестованы», альв Лета замер в картинной позе, обводя нашу теплую компанию внимательным взглядом желтых глаз.
Функциональный комбинезон, в котором принц щеголял в нашем, «полном железа» мире, сменился нарядными одеждами — золотисто-желтым камзолом со связкой боевых жезлов на поясе, узкими черными штанами, в которые я бы не влезла даже под наркозом, и кожаными ботфортами.
Выглядел Эмбер, если отбросить мое предвзятое отношение, эффектно. Свои золотистые волосы он забрал в высокий хвост, отчего посадка головы смотрелась горделиво. И одежда ему чертовски шла. Если бы я не знала, какая принц садистская тварь, мое сердечко вполне могло бы дрогнуть. Блондин все-таки, хоть и с натяжкой.
Но сама ситуация… Посмешище, честное слово. Он что себе вообразил, что тут все упадут перед ним ниц и покаются в грехах? Какая наивность! Если его сейчас никто не вырубит, я сама…
Раздался хлопок, будто кто-то раскрыл над поляной невидимый зонт, воздух стал вязким и наполнился шипящими черными молниями. Я с удивлением почувствовала, что не то что драться, но даже пошевелить рукой у меня не получается. Некоторую подвижность сохранила только шея, так что я могла вертеть головой до посинения.
Видимо, Эмбер использовал какую-то магическую сферу, потому что силуэты деревьев за пределами поляны смазались, превратившись в чернильные кляксы, а облака в пронзительно-голубом небе напоминали текущие часы на картинах Дали.
Как я ни косилась, рассмотреть выходящих из-за кустов паладинов Лета не удавалось. Неужели наш светлый альв рассчитывал справиться со всеми нами в одиночку? Что ж, пока это неплохо у него получалось. Мои соратники валялись там, где застало их заклинание. Ларс, тянущийся к оружию, с искаженным от усилий лицом, Анна, двумя руками держащая свой амулет, Урух, меланхолично пытающийся разглядеть что-то в кружке своего отвратительного пойла. Черт, кажется, не я одна недооценивала золотоглазика. И кажется, только меня вырубило не полностью, хотя…
Джоконда, покряхтывая, вертела головой.
— Кто это, бамбина? Что ему от нас надо? Послушай, эм… Послушайте, добрый господин, не убивайте меня, я — сирена, это большая редкость в любом мире… Я обязательно вам пригожусь… Скажи, Дарья, скажи ему…
Эмбер вслушиваться в ее тирады не стал, просто подошел ко мне, наклонился (я даже не подумала сопротивляться) и накрыл ладонью мой рот. Я запыхтела носом, вдыхая терпкий запах альва — цветочный и горьковатый. Когда Эмбер убрал руку, я почувствовала, что не могу говорить, а когда операцию повторили на Джоконде, поняла почему. На том месте, где у нормальных людей располагается рот, у нее ничего не было — гладкая поверхность смугловатой кожи, без единого шва, колышущаяся, когда сирена двигала челюстями.
Накатила тошнота. Я в панике подумала, что если… если… я сейчас вырву… Мамочки! Округленные в ужасе глаза Джоконды транслировали ту же мысль.
— Мне так даже нравится. — Эмбер шаловливо ущипнул меня за щеку и провел пальцем по лицу. — Тебя же не за красоту любят, правда?
Я сдавленно всхлипнула и покачала головой. За такую красоту меня сможет полюбить только мифический слепоглухонемой капитан дальнего плавания.
— А я, представь себе, никак забыть тебя не могу, — доверительно сообщил принц, присаживаясь рядышком на траву. — Да и окружающие не позволяют. Какая-то хумановская девка зачаровала, обобрала, в лесу бросила… Смеются надо мной, понимаешь?
Я замычала, что да, понимаю, разделяю, каюсь. Эмбер крепко держал меня за подбородок, не позволяя повернуть голову — смотреть в идеальное лицо альва было физически больно.