Когда все ушли, Шерстобитов взялся за супругу всерьез и, кивнув на полное мусорное ведро, потребовал объяснений. Верная спутница жизни залилась слезами и рассказала, что на самом деле никакого мусора она не выносила, просто позвонили в дверь, она и открыла, позабыв набросить цепочку; и в квартиру ворвались два здоровенных кавказца, которые сначала изнасиловали ее, а потом связали и бросили в ванной… Мадам Шерстобитова, рыдая, повторяла, что для нее, никогда в жизни не изменявшей своему мужу, все случившееся оказалось настолько страшным, что она побоялась говорить правду…
Максимилиан Юрьевич так ошалел, что, забыв про телефон, бросился по лестнице за ушедшими милицейскими чинами и, выбегая из подъезда, столкнулся с соседкой, старой большевичкой Марией Сергеевной Никольской, которая жизнерадостно поздравила партийного работника с приездом гостей.
– Каких гостей? – не понял Шерстобитов.
И Никольская охотно пояснила:
– Ну как же – утром супруга ваша, Максимилиан Юрьевич, с двумя хлопчиками в подъезд заходила, сказала, что родственники ваши… Откуда же они будут? Уж больно чернявенькие оба…
Шерстобитов сник и уже не торопился бежать за милиционерами; он вернулся в квартиру и долго бил супругу, пока не выбил из нее признание: мадам, оказывается, просто решила поразвлечься с какими-то горцами, с которыми случайно познакомилась в «Пассаже». А они, мерзавцы, еще и квартиру ограбили… Нет, разумеется, товарищ Шерстобитова изворачивалась и врала до последнего и все напирала на то, что кавказцы, дескать, учинили насилие абсолютно против ее воли, но Максимилиану Юрьевичу было уже все ясно. Ему казалось, что от позора и стыда у него остановится сердце…
Шерстобитов не помня себя выскочил из квартиры и пошел по улице куда глаза глядят… А куда могут глядеть глаза русского человека (пусть даже и ответственного партийца), поймавшего на наглом блядстве собственную благоверную? Естественно, только в сторону кабака. Ближайшим же кабаком был как раз пивной бар «Рубин»… Через час Максимилиан Юрьевич, уже вдребезги пьяный, сидел, погрузив локоть в тарелку с рыбьей чешуей, в компании весьма странных личностей, смотрел пустыми глазами куда-то в стенку, периодически отхлебывая из кружки безвкусное пиво, и тупо повторял вслух:
– Я убью эту суку…
На беду Шерстобитова, в «Рубине» нашлись люди, узнавшие секретаря горкома, кто-то шепнул пару слов Амберу, ну а Виталий Витальевич, конечно, упустить такой шанс просто не мог. Максимилиана Юрьевича бережно взяли под локотки мрачные шкафообразные мордовороты, быстро переместившие тело секретаря горкома в подсобку. Там Шерстобитову участливо налили полстакана коньяку, приняв который, партийный работник почувствовал наконец облегчение, заплакал навзрыд на груди у какого-то грузчика и погрузился в блаженное забытье… Амбер лично раздел Максимилиана Юрьевича и уложил в расстеленную на диване в кабинетике постель, потом вызвонил в бар пятнадцатилетнюю проститутку Ленку Зубастика и, подложив ее голенькую к товарищу Шерстобитову, отщелкал фотоаппаратом несколько кадров… Виталия Витальевича всего колотило, он понимал, что сделал только что самую крупную и, пожалуй, самую рисковую ставку в своей жизни: либо Максимилиан Юрьевич сломается окончательно и станет ангелом-хранителем для Амбера и его друзей, либо раздавит и уничтожит того, кто попытается его шантажировать…
Все оказалось одновременно и проще, и сложнее – жизнь выдвинула третий вариант. Шерстобитов не сломался, но покровителем Моремана стал… Проснувшемуся поутру в объятиях Зубастика Максимилиану Юрьевичу не понадобилось показывать никаких компрометирующих фотографий – секретарь горкома посмотрел на Виталия с умной усмешкой в глазах и сам сформулировал условия дальнейшего партнерства: Амбер действительно становится фигурой неприкосновенной, но лишь до той поры, пока не начнет своевольничать и не попытается надавить на своего опекуна, а если попытается – то пожалеет о такой попытке…
Мореман, конечно, принял правила игры и тем самым предопределил успех своей дальнейшей карьеры…
Когда партийные времена закончились, Шерстобитов не выпал за борт, а занял уютное кресло руководителя одного из комитетов новой, демократической, мэрии Санкт-Петербурга. И именно Максимилиан Юрьевич помог Амберу выйти из антикварного подполья, зарегистрировать фирму «Русская старина» и стать в Питере фактическим монополистом в вопросах легальной торговли предметами искусства и старины… Понимал ли Шерстобитов, что заключил сделку с дьяволом? Наверное, понимал… Но ни разу не пытался ничего изменить; иногда казалось, что Максимилиан Юрьевич делал все словно назло себе – прежнему, он будто куражился сам над собой, топтал собственное прошлое с каким-то мазохистским удовольствием, с каким-то мрачным торжеством… Прошло время, и Мореман познакомил Шерстобитова с Антибиотиком…
Барон, конечно, всех этих подробностей знать не мог, но вес и возможности Моремана представлял хорошо… Старик подумал о том, что именно так и возникают настоящие мафиозные семьи – через контакты профессиональных государственных чиновников и профессиональных уголовников… И самое страшное в такой семье то, что она стоит вне государственного закона и вне закона воровского, который запрещал контактировать на уровне доли с представителями власти… Семья вырабатывала свой собственный закон, свои сучьи понятия – и одновременно использовала законы и государственный, и воровской… С точки зрения Барона, это было жутко, потому что порождало беспредел: его не могла избежать организация, идейную основу которой составили ссученность, беспринципность и предательство во имя власти и денег…
Юрий Александрович очнулся от своих невеселых дум и воспоминаний и сосредоточился на более насущном вопросе – из пятерки расследователей нужно было выбрать одного. Кого?
Барон принялся листать подшивку дальше и вдруг наткнулся на несколько тематических, точнее бенефисных, номеров газеты, каждый из которых был подготовлен одним из расследователей. В таком авторском выпуске публиковалась фотография журналиста, готовившего номер, а также его биография и большой сольный материал. Больше всего Барона заинтересовал выпуск, сделанный неким Андреем Серегиным, потому что его бенефисный материал был посвящен достаточно любопытной теме – журналист вытаскивал за ушко да на солнышко ссученного мента, капитана уголовного розыска Дементьева. В обязанности этого капитана входило оперативное перекрытие некоторых точек в Выборгском районе, где могла происходить торговля крадеными вещами, в том числе в зону внимания Дементьева попадал и комок-скупка [99] на проспекте Карла Маркса, куда стремительно нищавшие граждане несли оставшееся у них золото. У скупки всегда толпились очереди, и этим пользовались спекулянты, норовившие приобрести золотишко по еще более низкой цене… Простаков иногда «кидали», но, как правило, «золотые экипажи» старались все же работать честно, если это слово вообще применимо к такой ситуации.
Так вот, этот оперок Дементьев решил отодвинуть от сладкого места спекулянтов и сам встал на закупку золотишка – ничтоже сумняшеся приобретал колечки, цепочки, сережки и прочую радость… Спекулянты, отлученные от кормушки, естественно, возмутились таким беспределом со стороны мента – ну и куда им было идти жаловаться? Не в милицию же… Они обратились в газету, попали как раз на Серегина, а этот парень разработал целую операцию – спекулянты дали ему пару золотых вещичек, журналист взял с собой фотографа и двоих свидетелей, пошел к скупке, выдал себя за обычного клиента и стал ждать, клюнет ли Дементьев. Капитан клюнул. Увидев перспективного клиента, опер начал уговаривать его продать золотишко, не теряя времени на стояние в очереди… Серегин поломался для виду, а потом согласился. Сделка произошла прямо на улице: видимо, Дементьев чувствовал себя в полной безопасности и никаких подвохов не ожидал… Сидевший в засаде фотограф зафиксировал всю сцену на пленку, а два свидетеля наблюдали за куплей-продажей с разных точек. Фотографии капитана-покупателя и журналиста-продавца были опубликованы на первой полосе газеты с соответствующими комментариями…