– Да все затем же, – обозлилась Аида и пнула ногой пакет.
– А говорила, здесь выход….
– Это была всего лишь гипотеза.
Стараясь не повредить голову, я сунулся внутрь. Помещение так метра три на четыре, не больше, было завалено до потолка. К стенам крепились металлические полки, на которых лежали самые невообразимые вещи. Мне даже показалось, что я заметил ласты.
– Зачем он все это здесь хранил??!
– Да я-то почем знаю! Аида тщетно пыталась убрать с лица липкую паутину.
– Ты предлагаешь искать все эти магистерские регалии здесь?
– А у тебя есть предложение получше?
– М-м-да. То есть, нет, конечно. Нет у меня никаких предложений.
– Тогда ищи.
– А как?
– Молча, блин. Берешь вот так коробочку, и смотришь, нет ли там чего подходящего, – при этих словах Аида сдернула первую попавшуюся коробку с полки. Коробка с многообещающей надписью «Водка Столичная» осталась у нее в руках, а сквозь дно на пол низверглась груда елочных игрушек, часть из которых тут же разбилась.
– Мне кажется, где-то здесь должны быть лыжи, – пробормотал я, созерцая острые как бритва осколки.
Но Аида, со зверским лицом, хрустя битым стеклом и мишурой, уже тянулась к полке над самой моей головой. Она поднялась на цыпочки и потянулась, перед моим носом сверкнуло декольте, обнажающее маленькую грудь. В ту же секунду мне на голову рухнуло нечто, следом на меня упала Аида, и я повалился на спину, увлекая за собой пластиковые ящики из-под пива и старый брезентовый плащ. Между лопатками мне вонзился острый осколок, в правую ягодицу уперся ребристый кусок, Аида же ткнулась мне лицом в грудь, победно громыхая непонятным предметом.
Когда я вернулся в вертикальное положение, то обнаружил, что штаны у меня порваны, между лопатками течет что-то горячее, а перед самой физиономией маячит огромная отвратительная глиняная копилка в виде дембеля в камуфляже, победно возлежащего на зеленом танке.
– Что это?
– А вот что!
Аида со всей силы грохнула копилкой об пол, во все стороны брызнули черепки, а в груде мусора, осколков и серебряных коллекционных рублей тускло сверкнуло золото.
Аида жадно схватила его, и в руке у нее оказался огромный сине-голубой камень, властно сжатый рукой из чистого золота. Камень отбрасывал лучи, как маленькая холодная звезда, и даже полуслепой лампочки хватило, чтобы вызвать в его непостижимой глубине таинственное мерцание.
– Что это? – тупо повторил я, хотя знал ответ.
– Это символ верховной власти над Гильдией, медальон Великого Магистра!
Аида почти кричала, захлебываясь от восторга, и тыкала в меня огромным сапфиром.
– А при чем здесь дембель?!
Но на этот вопрос мне никто так и не ответил.
– Все это, конечно, прекрасно, – заметила Аида, наблюдая, как я, всласть налюбовавшись камнем, запихиваю его в карман. – Но выхода-то по-прежнему нет.
И мы снова как дурачки принялись дергать остальные запертые двери. Подустав от этого бессмысленного занятия, мы завалились в профессорскую молельню и в изнеможении плюхнулись на пол. Эйфория от находки сменилась апатией.
– Теперь все должно быть хорошо. Все должно измениться, – Аида твердила слова, как заклятье. – Ты ведь нашел камень.
– Ты что, тоже веришь, что при помощи этого камня крысы могут стать людьми? Ты веришь и поэтому хочешь, чтобы я догадался, как он работает? Да? Тебе тоже нужен преобразователь? – волна раздражения захлестнула меня, и я схватил Аиду за плечи: – Тебе-то он зачем? Или тебе мало того ада, в котором ты жила? Ты хочешь стать такой же? Ты хочешь стать человеком?
– Я хочу бессмертную душу.
– Дура.
Я шмыгнул носом и утер его рукой. От восточных благовоний у меня начался насморк.
– В этой жизни зло всегда наказывается слишком поздно. Когда уже ничего нельзя исправить, – Аида хмыкнула. – Какой в этом смысл?
– Ты думаешь, что, обретая бессмертную душу, ты дотянешь до правосудия?
– Я думаю, что зло в этой жизни наказывают только тогда, когда у того, кто его совершил, нет ни единого шанса на блаженную вечность.
– А как же ад?
– Мы носим его внутри. Тех, кто вырастил его в себе, просто оставляют в нем. И все.
Я снова пошмыгал носом и чихнул.
– И что, так мы и будем здесь сидеть и гадать, ад нас ждет или блаженство? Выход где?
Я поднялся на ноги и подошел к идолу. Превосходное бронзовое литье – все, что я мог сказать об этом памятнике китайской культуры. Страшно веселый дедушка стоял на трехпалой жабе, держа перед ее носом дырявую китайскую монету. Дедушка был худ, оборван, с отвисшими грудями и впалым животом.
К статуе была прикреплена музейная бирка, поверх которой налепили голубой стикер с выдающимся по смыслу высказыванием, которое я прочел трижды, но так ничего и не понял.
«Лю Хай, бог монет, даоский пантеон» – гласила надпись на бирке. «Скульптура эпохи правления династии Сун» – прочел я там же. А на стикере излагалась мудрая мысль: «Ибо тот, кто не имеет формы и не действует, способен измениться как угодно. Вот что такое путь».
– О Господи, а это еще что за ересь? – я повторил афоризм, но ничего не прояснилось.
– А-а, это один из тех, кто изобрел пилюлю бессмертия. Он входит в свиту бога богатства Цай-Шэня, – вяло ответила Аида, глядя в пол.
Я изумленно уставился на нее.
– А это ты откуда знаешь?
– Твой отец весь мозг мне вынес этой гребаной мифологией. Знал ведь, сволочь, что я все запоминаю, и издевался.
У меня под ложечкой заклубился холодок.
– Он знал, что ты ничего не забываешь? Что это значит?
– У меня память особенная. Так получилось. Побочный эффект эксперимента. Я помню любую информацию. Конечно, мозг всегда все помнит. Только обычный человек этой памятью пользоваться не может, если только не под гипнозом. А мне, чтобы извлечь информацию, нужно просто произнести одно из слов, содержащихся в ней. Ну, это похоже на поиск в Интернете. Набираешь слово, а на тебя высыпается куча фигни. Ассоциативная память – кажется, так это называется. Или еще какая-то. Иногда эта штука в голове срабатывает.
Она по-прежнему сидела на полу, прислонившись к стене и сложив руки на согнутых коленях. Я видел, что ей до точки невозврата осталось немного. Воздух постепенно делался хуже и хуже, нестерпимая вонь от курений поглощала остатки кислорода.
– А что еще ты помнишь про этого старикашку?
– Однажды один из восьми бессмертных Люй Дун-бинь явился к нему и наставил его на Путь. Этот Лю Хай проникся учением, стал юродствовать, сочинять песни и трактаты, плясать и все такое. Однажды его учитель велел ему опустить в колодец привязанную на веревке золотую монету, чтобы поймать своего злейшего врага, переродившегося в жабу. В прежней жизни этот враг страшно любил деньги, был жадиной и стяжателем. Жаба впилась в монетку, ее вытащили и прибили. Конец сказочке.