Едва он успела вернуться на место, как услышала шаги. Кто-то, перепрыгивая через ступеньки и насвистывая, поднимался по лестнице.
Она попыталась придать своему лицу выражение радостного удивления, но колени ее предательски дрожали, и она закусила нижнюю губу до крови, пытаясь овладеть собой. Дверь распахнулась от пинка ногой, и в комнату вошел Билэт. Здесь ему не было нужды притворяться, поэтому он заорал прямо с порога:
– Где мой ребенок, тварь? Я убил десятки крыс и дюжину жидов, мы спалили целый квартал, но я так и не нашел его. Твоему дружку я самолично вспорол брюхо, но он так и не открыл мне правды. А я ведь резал его очень медленно… Ты довольна?
В его голосе ярость странным образом мешалась с яростным весельем. Глаза горели злобным торжеством.
Кловин еще сильнее вцепилась в подлокотники, стараясь сохранить на лице невозмутимость.
– Ты опять лжешь, Билэт. Поэтому ты бесишься. Ты упустил их, и чего ты желаешь от меня? Тебе мало, что ты держишь меня как пленницу и от моего имени распоряжаешься сабдагами? Теперь ты желаешь завладеть нашим ребенком, чтобы притязания твои стали безграничными, а власть безмерной?
– Я хочу взять то, что принадлежит мне по праву. Или ты вернешь ребенка и реликвию, или..
– Что «или», Билэт? Ты зарежешь меня, как Бьянку?
Кловин поднялась, и меховая накидка упала на кресло.
– Да, Билэт, я не отдам тебе реликвию. Ты недостоин.
Внезапно лицо ее исказилось как от боли.
«Недостоин, недостоин, – прошептала она и поднесла руку ко рту, ловя готовые сорваться с ее уст слова. – Как он тогда угадал?» Она сделала пару шагов, и подол ее платья хвостом прошуршал по полу.
– Я недостоин? Святая пятница! Что я слышу? Крыса говорит мне о достоинстве крысолова! Если что и унижает меня, так это то, что я слишком мало вас убивал! Он подошел к женщине и рванул ее на себя. Драгоценная сетка, державшая ее волосы, лопнула, и жемчужины градом посыпались на пол.
– Как бы то не было, Кловин, ты все равно моя. И я буду делать с тобой все, что захочу!
Она уперлась кулаками ему в грудь, пытаясь оттолкнуть его, но силы были слишком не равны.
Ночью Кловин тщетно зажимала уши, прятала голову под подушки и накидку. Даже сквозь стены музыка настигала ее, терзая плоть и разрывая душу. Может быть, до этого момента ее сердце не знало настоящей боли. И тонуть в неведомом страдании было в тысячу раз хуже, чем встречать знакомый недуг. Плачущий бесплотный голос вынимал из нее жизнь, и бессловесная душа зверя, заключенная в клетку из плоти и крови, рвалась прочь от земли, прочь от детей Адама, чье своеволие обрекло всю тварь на стон и муку в ожидании Суда.
Утром в опочивальню мастера Билэта в нарушение всех правил и запретов ворвался слуга.
– Ее нет, – выпалил он, дрожа от страха в предчувствии господской ярости. – Она украла лошадь и бежала.
Билэт приподнялся на подушках и осторожно переложил флейту с одеяла на подушки.
– Что ж. Подай мне одежду, – судорожно зевая, после минутной паузы ответил он, – и пусть седлают коня.
* * *
Когда Билэт появился, день склонялся к закату. Наемники знали свое дело. Раненая лошадь еще билась в агонии, и Билэт, обхватив меч обеими руками, перерубил ей шею. Кловин лежала рядом, подтянув колени к подбородку и прижимая руки к животу, из которого вытекла на песок огромная черная лужа. Не успевшая свернуться кровь быстро впитывалась в желтую пыль, смешиваясь с кровью коня. Мертвые глаза королевы племени сабдагов смотрели на гребень холма, туда, где ныне черной тенью нависал над равниной всадник. Билэт убрал с лица Кловин волосы и, намотав их на руку, перерезал ей горло загнутым кинжалом с костяной рукоятью и черным камнем. Клинок именовали «Побеждающий», и его имя кузнец выгравировал на черном лезвии. Потом мужчина тщательно вытер клинок куском полотна и заткнул его за пояс. Он ждал до заката, но тело не желало превращаться. У его ног по-прежнему лежала женщина. Тогда он снова достал из-за пояса «Побеждающий» и отделил ее голову от туловища. Осторожно снял с шеи сине-голубой камень на длинной цепи, навеки зажатый в золотой деснице, и отложил его в сторону. Скинув плащ и пачкаясь в крови, завернул в серое сукно мертвую королеву, аккуратно приставив ей голову. До рассвета он копал могилу руками, помогая себе мечом. Наконец яма была готова. Он опустил в нее тело, засыпал его песком и завалил камнями. Потом поднялся с колен, отряхнул руки и огляделся. Ни единой человеческой души не было вокруг, только труп лошади на земле, стервятник в небе и черный всадник на холме. Билэт поднял медальон и возложил его на себя.
– Присягаю тебе, Верховный Магистр, – голос прокатился над равниной и смешался с топотом копыт. Черный всадник растаял в предрассветной дымке.
Билэт стоял и смотрел на маленький, засыпанный камнями кусочек земли.
Конечно, ей помогли бежать. Как покажет на допросе один из слуг, ее просто вынудили бежать. Был ли на то прямой приказ? В этом не сознался никто, даже под пытками. Гильдия так и не смогла ничего доказать, и решением Совета звание Верховного Магистра перешло к младшему брату в обход старшего, обвиненного в сношениях с сабдагами и представшего перед судом инквизиции за осквернение Образа Божиего, коий носит в себе каждый человек, преступной связью с нелюдью и дьявольским порождением. Доминиканца Экхарта давно уже сместили с поста наблюдателя, и за бывшего мастера-смотрителя некому было заступиться. От костра его спас баронский титул и заслуги перед Орденом, но на него наложили епитимью и отослали на войну с сарацинами. Билэт добился своего и на долгие годы стал Верховным Магистром Гильдии Крысоловов, но крысы ничего не забыли и никому не простили. Сто лет войн и чумы – вот та цена, которую тысячи людей заплатили за волю к власти одного человека.
Сегодня, как и тогда, власть жаждет сохранить самое себя, и смерть остается ее верным орудием, и ныне, как и прежде, ход истории – всего лишь столкновение людей и власти под знаменами смерти.
Читающий эти строки пусть задумается об этом и вспомнит, что Спаситель наш Иисус Христос даровал нам освобождение от власти и смерти, если мы примем на себя Его бремя – бремя любви.
Записано все со слов достопочтенного отца Ансельма в монастыре Святого Доминика смиренным братом Гуго, прозванным также Кельнским книжником, в лето 14*** от Р. Х.
Отчим ждал меня у входа в отель, разговаривая с незнакомым типом. Заметив нас с Эдиком, он кивком отпустил собеседника и, поблагодарив Эдика за труды, как ни в чем не бывало сразу приступил к делу.
– Сергей, не знаю, насколько ты в курсе, но у нас с тобой встреча с Владимиром Ильичем Иваньковым, возглавляющим фонд «Культура России». Он любезно согласился помочь нам в нашей предвыборной программе.
– А кого выбираем?