– Расходятся?
Губернатор шмыгнул носом и неожиданно виновато посмотрел в пол.
– Они служат высшей цели, Боб. Для моей крошки… для Пенни.
Неожиданно почувствовав позыв к рвоте, Боб понял, о чем говорил Губернатор.
– Но это не важно… – Губернатор повернулся к двери. – Я знаю, они для многого могли бы пригодиться… но теперь я понял их истинное предназначение. – Он улыбнулся, – Гладиаторы, Боб. Во имя общего блага.
И в это мгновение произошло сразу несколько вещей: Губернатор повернулся, поднял заслонку окошка, нажал на выключатель… и сквозь армированное стекло стало видно, как, замигав, зажглись длинные трубки флуоресцентных ламп, прикрепленных к потолку, и как осветилась сложенная из шлакоблоков камера площадью триста квадратных футов. На полулежал крупный мужчина, одетый лишь в майку и трусы. Он был залит кровью и подергивался, его черные губы задрались и в безобразной гримасе обнажили зубы.
– Вот досада, – насупился Губернатор. – Похоже, один из них обратился.
Из камеры доносились приглушенные закрытой дверью крики остальных заключенных, которые гремели цепями и молили, чтобы их спасли от только что обратившегося кусачего. Губернатор пошарил в складках своего черного плаща и вытащил «кольт» 45-го калибра с перламутровой рукояткой. Проверив магазин, он пробормотал:
– Стой здесь, Боб. Это займет всего секунду.
Он щелкнул замком и ступил в камеру, где из-за двери на него тут же наскочил человек.
Испустив хриплый крик, Баркер навалился на Губернатора со спины. Прикованная к его лодыжке цепь натянулась, достигнув своего предела, и потянула из стены крепление. Застигнутый врасплох, Губернатор споткнулся, уронил пистолет и, задохнувшись, упал на пол. Пистолет громыхнул о бетон и, вращаясь, отлетел на несколько футов в сторону.
Боб с воплем появился в дверях. Баркер тянулся к лодыжкам Губернатора и хватал их, царапая плоть своими нестрижеными ногтями. Он пытался достать связку ключей, но она оказалась зажатой под ногами противника.
Губернатор с неистовым ревом пополз к упавшему пистолету.
Остальные мужчины протестующе закричали. Потеряв все остатки рассудка, Баркер цеплялся за лодыжки Губернатора и рычал в дикой, неистовой, убийственной ярости. Открыв рот, он вцепился в нежную плоть вокруг ахиллова сухожилия Губернатора, и тот взвыл.
Боб как громом пораженный застыл за полуоткрытой дверью и наблюдал за событиями.
Баркер ожесточенно сражался. Губернатор пнул узника и попытался достать пистолет. Остальные заключенные старались освободиться, неразборчиво выкрикивая предостережения, пока Баркер царапал ноги Губернатора. Сам Губернатор тянулся к пистолету, до которого оставалось всего несколько сантиметров… И наконец длинные сильные пальцы Губернатора ухватили рукоятку «кольта».
Одним быстрым и непрерывным движением Губернатор развернулся, навел свой полуавтоматический пистолет одинарного действия налицо Баркера и разрядил его.
Раздалось несколько сухих, горячих выстрелов; камеру озарили вспышки. Баркера отшвырнуло назад, как марионетку, которую потянули за нитки. Пули продырявили его лицо и вышли через затылок вместе с кровавыми брызгами. Темно-малиновая материя окрасила блочную стену у самой двери и частично попала на Боба, который тут же отпрыгнул назад.
Губернатор поднялся на ноги, и остальные узники в исступлении взмолились о пощаде, оправдываясь и выкрикивая какую-то чепуху.
– Пожалуйста, молю, я не обращен – Я НЕ ОБРАЩЕН! – В другом конце комнаты крупный Стинсон сел и закрыл свое измазанное в крови лицо руками. Его черные губы, выкрашенные плесенью со стен и смазкой с дверных петель, дрожали. – Это была уловка! Уловка!
Губернатор вытащил из «кольта» пустой магазин и отшвырнул его на пол. Тяжело и быстро дыша, он достал из заднего кармана другой магазин и вставил его в рукоятку. Передернув затвор, он спокойно наставил дуло на Стинсона, сказав здоровяку:
– А мне ты кажешься чертовым кусачим.
Стинсон закрыл лицо руками:
– Это была идея Баркера, очень глупая… Пожалуйста, я не хотел соглашаться, Баркер был ненормальным, пожалуйста… ПОЖАЛУЙСТА!
Губернатор сделал полдюжины выстрелов, и шум заставил всех подпрыгнуть.
Дальняя стена расцветилась фейерверками прямо над головой Стинсона. Шлакоблоки взорвались один за другим в невероятном грохоте оглушительного залпа, во все стороны посыпались искры, а часть пуль рикошетом ушла в потолок.
Единственная зарешеченная лампа рассыпалась на миллионы стеклянных осколков, и все пригнулись.
Губернатор наконец прекратил стрелять и тяжело дышал, моргая, а затем обратился к Бобу, по-прежнему стоявшему в дверях:
– То, что здесь произошло, Боб, – прекрасная возможность для обучения.
Стинсон в другом конце комнаты от ужаса описался, но все же был невредим. Прижав ладони клипу, он тихо плакал.
Губернатор, хромая и оставляя за собой тонкий след из капель крови, подошел к этому крупному мужчине.
– Видишь, Боб… Само нутро этих парней, которое заставляет их идти на такое вот тупое дерьмо, сделает их суперзвездами на арене.
Губернатор навис над Стинсоном, и тот поднял свое залитое соплями лицо.
– Они не понимают этого, Боб. – Губернатор направил дуло пистолета прямо на Стинсона. – Но они только что сдали первый экзамен школы гладиаторов. – Он серьезно посмотрел на узника: – Открой рот.
Стинсон икнул от рыданий и ужаса и на последнем дыхании выдавил из себя:
– Нет, пожалуйста…
– Открой рот.
Стинсон все же смог разжать челюсти. Стоя в дверях на другом конце камеры, Боб Стуки отвернулся.
– Видишь, Боб… – произнес Губернатор, медленно засовывая ствол в рот узника. Камера погрузилась в тишину: двое других мужчин наблюдали, ужасаясь, но не в силах отвести взгляд. – Покорность… смелость… глупость. Не это ли девиз бойскаутов?
Неожиданно Губернатор убрал палец с курка, вытащил дуло изо рта рыдающего мужчины, развернулся и, хромая, пошел к выходу.
– Что там говорил Эд Салливан? Вот это будет шо-о-оу!
Напряжение в камере постепенно спало, подобно тому, как сдувается воздушный шарик, и там воцарилась звенящая тишина.
– Боб, будь добр… Окажешь мне услугу? – пробормотал Губернатор, проходя мимо изрешеченного пулями тела мастер-сержанта артиллерии Трея Баркера. – Приберись тут… Но не уноси останки этого ублюдка в крематорий. Тащи их в госпиталь. – Он подмигнул Бобу: – Атам уж я с ними разберусь.
На следующий день ранним утром, еще до рассвета, Меган Лафферти, обнаженная, замерзшая и безучастная, лежала на сломанной койке в темноте неряшливой квартиры-студии – личных покоев какого-то охранника, имени которого она не помнила. Денни? Дэниэл? Прошлым вечером Меган была слишком обдолбана, чтобы имя осело у нее в голове. Теперь стройный молодой парень с вытатуированной между лопаток коброй с ритмичным остервенением толкал ее, заставляя койку скрипеть и скрежетать.