Когда-то любители гонок бродили по этим бетонным коридорам и покупали футболки, корн-доги, пиво и сахарную вату. Теперь тоннели были постоянно темны, заколочены и закрыты на замки и использовались как временный склад для всего: от топливных канистр до запечатанных картонных коробок с ценностями, снятыми с мертвецов.
К половине седьмого вечера все было готово. Губернатор приказал Гейбу и Брюсу занять позиции на противоположных концах арены, внутри ведущих к выходам тоннелей, чтобы они могли перехватить непредсказуемых бойцов – или отбившихся от рук зомби, если придется, – при попытке сбежать. Довольный всеми приготовлениями, Губернатор отправился домой, чтобы переодеться к представлению. Он оделся во все черное: черный кожаный жилет, кожаные штаны, кожаные мотоциклетные ботинки – и завязал свой хвост кожаным шнурком. Он чувствовал себя рок-звездой. Последним штрихом его ансамбля стал фирменный плащ.
Вскоре после семи более сорока жителей Вудбери начали заполнять стадион. Все афиши, ранее на этой неделе развешанные на телефонных столбах и приклеенные к окнам магазинов, указывали, что представление начиналось в половине восьмого, но каждому хотелось занять хорошее место впереди и по центру, устроиться там, взять что-нибудь выпить, разложить свои одеяла и подушки.
Погода располагала, и к моменту начала шоу зрители уже гудели в предвкушении.
В 19 часов 28 минут толпа, сосредоточенная на первых рядах трибун, притихла. Кое-кто стоял в проходе, прижав лица к сетке ограждения. Самые молодые из мужчин заняли ближайшие к арене места, в то время как женщины, пары и пожилые обитатели города свободно расселись на верхних рядах, завернувшись в одеяла, чтобы не мерзнуть. На каждом из лиц было написано отчаянное желание, все они напоминали жаждущих травки наркоманов в завязке – изможденные, измотанные, взволнованные. Они чувствовали, что вот-вот должно случиться что-то невероятное. Они ощущали в воздухе запах крови.
Губернатор не мог разочаровать их.
Ровно в 19.30 – по наручным часам Губернатора марки «Фоссил» с самозаводом – по стадиону вместе с бесконечными стонами ветра стала разноситься музыка. Сначала она тихо, едва слышно заиграла в громкоговорителях – и низкие аккорды были глубоки, как подземная дрожь.
Увертюра эта была знакома многим, хотя далеко не каждый смог бы сказать, как называлась симфоническая поэма: «Так говорил Заратустра» Рихарда Штрауса. Большинство знали эту композицию как тему из фильма «Космическая одиссея 2001 года». Звучные ноты валторн раздавались одна за другой, подводя к драматическим фанфарам.
В свете дуговых ламп показался тонкий слой снега, ослепительный луч ударил прямо в центр грязной арены, осветив ярчайший бассейн размеров лунного кратера. В конусе света вперед вышел Губернатор, и толпа издала коллективный вопль.
Как только музыка дошла до своего грандиозного финала, Губернатор поднял руку в царственном, мелодраматичном жесте. Полы его плаща развевались на ветру. Ботинки его на шесть дюймов погрузились в грязь – арена была настоящей трясиной, пропитанной дождевой водой. Но Губернатор полагал, что грязь только добавит драматизма.
– Друзья! Жители Вудбери! – прогремел он в микрофон, подключенный к стойке системы громкой связи позади него. Его баритон взвился в ночное небо, а эхо разнесло слова по всем пустым трибунам по обе стороны арены. – Вы упорно работали, чтобы поддерживать жизнь в этом городе! И вы вот-вот будете вознаграждены!
Три с половиной дюжины голосов – когда голосовые связки, как и психика, напряжены до предела – могут устроить тот еще шум. Воздух прорезал настоящий кошачий концерт.
– Вы готовы к сегодняшнему ударному представлению?
Трибуны взорвались какофонией звериных рыков и дикого ликования.
– Приведите соперников!
По сигналу, зашумев, как гигантские разгоравшиеся спички, вспыхнули огромные прожекторы, установленные на верхних рядах, и лучи скользнули вниз, на площадку Один за другим серебристые пятна света сфокусировались на громадных черных брезентовых занавесях, скрывавших пять выходов на арену.
В дальнем конце стадиона поднялась гаражная дверь, и в тени прохода появился Зорн, младший из двух гвардейцев. На нем были надеты самодельные подплечники и щитки, в руках он, дрожа от дремлющего безумия, сжимал мачете. С диким выражением на лице он пошел через поле к центру, двигаясь скованно, порывисто, словно военнопленный, впервые обретший свободу после нескольких недель заточения.
Практически одновременно на противоположном конце стадиона, как в зеркальном отражении, резко поднялась вторая гаражная дверь, и из тени вышел Мэннинг, старший из гвардейцев, с растрепанными седыми волосами и налитыми кровью глазами. Держа в руках гигантский боевой топор, Мэннинг ковылял по грязи, сам при этом напоминая зомби.
Как только соперники встретились в центре ринга, Губернатор прокричал в микрофон:
– Дамы и господа! С огромной гордостью представляю вам «Арену смерти»!
Занавеси по бокам трека – опять же по сигналу – неожиданно взвились вверх, и толпа испустила коллективный вздох. В проходах стояли группы хрипевших, разлагавшихся, голодных зомби. Кусачие начали выходить из арок на арену, протянув руки к человеческому мясу, и некоторые из зрителей на трибунах вскочили на ноги, инстинктивно пожелав убежать.
Кусачие, шаркая, неловко прошли половину расстояния до центра поля, застревая в грязи, и тут их цепи натянулись. Некоторые из мертвецов, не ожидавших ограничения свободы, не удержались на ногах и комично распластались в грязи. Другие сердито зарычали, замахав мертвыми руками в сторону толпы в знак протеста против несправедливости своего заточения. Толпа разразилась криками.
– ДА НАЧНЕТСЯ БИТВА!
В центре поля Зорн наскочил на Мэннинга, прежде чем тот успел подготовиться – и даже прежде чем Губернатор смог спокойно удалиться с арены, – и старший гвардеец едва умудрился парировать рассекающий удар своим оружием.
Мачете соскользнуло и высекло из обуха топора целый дождь искр.
Толпа возликовала, увидев, как Мэннинг отшатнулся и поскользнулся в грязи, пройдя всего в нескольких дюймах от ближайшего зомби. Ходячий, округливший глаза от жажды крови, щелкнул зубами в непосредственной близости от лодыжек Мэннинга. Цепь едва удержала эту тварь. Мэннинг с трудом поднялся на ноги. Лицо его пылало яростью и безумием.
Губернатор ушел с поля через одни из ворот, улыбаясь сам себе.
Гвалт толпы эхом отражался от бетонных стен темного тоннеля, по которому он шел, усмехаясь себе под нос и представляя, как здорово бы получилось, если бы одного из гвардейцев укусили на глазах у зрителей и он бы обратился прямо в ходе битвы. Вот это было бы настоящее зрелище!
Он повернул за угол и заметил одного из своих людей, который вставлял магазин в «АК-47» у заброшенного продовольственного лотка. Парень – фермер-переросток из Мейкона, одетый в драный пуховик и вязаную шапку, – поднял глаза от оружия.