Высокородный щеголял сейчас несколькими впечатляющими синяками и в силу природной впечатлительности отлеживался дома в постели, а Таскат раздумывал, что ему теперь с этим делать. Что он скажет? «Здорово бьет этот бледнокожий?» А насколько здорово? Или никому не скажет.
Ладно. В крайнем случае скажу – потерял терпение. Ольмитт частенько позволял себе хамить кредитору…
Раздумья оборвал желчный вопрос.
– Вы довольно долго сидите в наших краях. Весну с осенью не путаете? Не скучаете по родине?
– Моя родина?
Он с тоской вздохнул, вспоминая огромные, толстые стволы деревьев в парках, на которых так легко играть в прятки с детьми. И широкие мягкие кресла во двориках, где можно свернуться поудобнее и поболтать с друзьями – и, каким бы высоким ни было здание, всегда во дворе есть площадка, посыпанная песком, где так удобно валяться, очищаясь от посторонних запахов. О, целую вечность не валялся в песке!..
И то, как пахнет еда в ресторанчиках. И весенние ароматы, плывущие над крышами домов…
А у этих иноземцев, хотя они и люди, уши расположены низко, чуть ли не на одной линии с глазами, и не движутся. Лицо почти человеческое, а нос большой, острый и уши… Уши. Что вас больше всего раздражает, посланник? Уши, по которым ничего не понять.
На третьей секунде он начал вспоминать плетеные стены дома (и свою кровать, сделанную им вручную из лозы) и понял, что нужно перевести разговор на другую тему.
Его священное величество хмурился.
– Вы симпатичны мне – сказал Таскат, не подозревая о том, что находится в двух шагах от оскорбления оного величества. – В другое время и в другом месте мы бы играли с вами не в шахматы, а в мяч. Еще одна замечательная игра…
– В нее играют все ваши друзья? – саркастически улыбнулся император. – У вас, с вашим пристрастием к играм, довольно много друзей в последнее время.
Слово «друзья» он произносил, как-то по особенному скривив губы.
– Не так уж много. В конце концов, мяч – это мяч. Им можно перекидываться, только если все знакомы. А в шахматы порой играют целые звездные системы. Позвольте…
…
Развалины огромной башни – тут был или дом, или школа.
Рисунки на всех этажах от пола до потолка. Черно-синие, черно-голубые. Черный контур, голубое заполнение. Эмаль. Техника… в какой технике выполнялись эти знаки?
В огромный пролом в полу видна черная стена, уходящая вниз – она плохо держится и вся расписана узорами. Каждый раз, когда бог посылает тебе знак, ты идешь и записываешь этот знак на стене. Теперь я знаю.
Наверное, здесь написано обо всем – и то, что дважды два – четыре. Есть – камень, ножницы, бумага. Есть время восхода и заката. Есть правила всех игр на земле. Я не знаю.
Скрываться. Скрываться, скрываться, скрываться, тенью скользя по земле, поросшей жесткой травой. Трава колет руки, а когда встаешь на колени, выбравшись из подвала и смотря в небо, трава одуряюще пахнет, не давая забыть, где ты.
Скрываться, скрываться, ящерицей ползти между камнями, ловить солнечные блики зеркальцем – пусть оно вспыхивает, отвлекая нежданных гостей. Пусть ни один камень под твоей ногой не дрогнет, ни одна ветка не шелестит, ни одно дуновение ветра не выдаст, где ты.
А если никто не помешает, можно открывать тайны, которые до тебя не открыл никто. Часами сидеть над огромными рисунками, глядя со стены на отвесно уходящие вниз барельефы.
Длинные тени и солнечные часы. Пролетающий ночной охотник мягким крылом задевает плечо, и поет кииби. Увядшие листья и разорванные лианы. Камни, камни, обломки, дерево, человеческие и звериные кости, бумага, разлетевшиеся листы. Умение взлетать вверх по вертикальной стене, пользуясь тем, что досталось от прошлых хозяев – истлевшая веревка, металлическая полоса громотвода, выступы на стене. Теперь он двигался быстро, очень быстро – он похудел, подтянулся, лопатки выдавались вверх, как будто Таскат вздумал отрастить крылья. «Посланник, вы больны? – Плохо себя чувствую. Моя родина далеко». Тоска по родине – замечательное оправдание для того, чтобы удалиться от необязательных дел.
Кости ломит, как старые ветки. Жаль, больного часто навещают, личного пространства или неприемных часов, кроме сна, для высокородных нет… Но с этим можно смириться; ночью есть не столь замученная правилами города Арада, которой уносишь все найденное, ночью легче обмануть стражу и уйти из башни в город, а то и снова – к бедным непогребенным покойникам. Уже приходится обманывать, а не обходить. Так страшнее, но так и легче. Больше следят – меньше тщательности, и теперь получается иногда прогулочным шагом идти по городу после важного визита, в сопровождении всего трех человек из числа этих форменных шутов – раньше он об этом и мечтать не мог.
Далеко уходить не удавалось, но он знал, что дальше будет почти то же самое.
Какой-то бесконечный калейдоскоп кружился у него в голове. Развалины. Камни. Кости на камнях, могилы – оставленные солнцу мертвые тела на верхних этажах башен, где прорастает все та же трава, на разрушенных этажах – пусть падальщики налетают стаей, разрывая тело, бывшее пристанищем могущественного мага.
Убитых нельзя хоронить. Это труднее всего.
Находить в темных углах развалин, пахнущих кислотами, разноцветные металлические предметы, диски, квадратные куски металла с выдавленными знаками, которые можно прятать – остальное некуда класть, некуда положить и черепа, брошенные грабителями домов. О, какая увлекательная игра! Какая печальная игра! Какая грустная игра.
Книги он считывал, сохраняя в память машинки, и с сожалением оставлял на месте, понимая, что их съедят черви и мелкие зверьки, похожие на крыс. Состав для консервации изготовить было не на чем. Кое-что, что можно было спасти, давно лежало в тайнике у Арады. Эту бумагу не брал дождь, и она светилась под солнцем, а под луной темнела.
Институт присылал восхищенные отзывы, но отчеты становились все короче, а сам он отчаянно тосковал. Он мечтал о другой игре. Здесь было слишком тяжело.
Добыча руды в карьерах шла полным ходом – Таскат получал регулярные отчеты от машин. Он с азартом ожидал первой поломки, чтобы наконец выбраться в глушь, за окраины Аре, но в прошлый раз было все исправлено очень хорошо. Он проклинал себя за эту добросовестность и за то, что сам установил там программу, не позволяющую отключать машины, не приезжая на рудник. Всегда приходится учитывать вероятность, что тебя заставят что-то делать против воли…
Можно было сказать, что там действительно что-то не так, но склады аар получали груз строго по графику. Грузовые корабли отходили вовремя, доставляя нейдар на землю Эллах, к Сейде, где его цена уже поднялась выше небес. Техническое применение металла отошло на второй план, украшения из него моментально вошли в моду, и биржа сходила с ума. Он написал предупреждающий подробный отчет о свойствах этого металла, приложив копию найденного в развалинах свитка, и упомянул о том, что мода на такой металл может быть опасна, но это ни на что не повлияло.