– А ты его? – неожиданно для себя спросил Сергей. – Ты его любишь?
– Я? Конечно, люблю! – слегка запнулась Занда. – Как его можно не любить?! Он опора, надежда, сила! За ним ничего не страшно. Я с ним буду счастлива!
– Надеюсь… – вздохнул Сергей, кивнул девушке и вышел вон, опустошенный, расстроенный и озабоченный – и не только тем, что все его покупки теперь бесполезны. Ведь когда шел в лавку, собирался попросить мастера, чтобы тот ничего и никому не говорил о странной посетительнице с бритой головой и о тех париках, что она купила. А теперь что? Это же надо так было угодить – чуть не в самое логово зверя! Попасть в дом к тому, кто охотится на него!
Занда обязательно расскажет о странной девице, купившей парики, следователь сложит два и два, попросит описать, какие парики та купила, и случись что – не отвертишься тем, что из дому не выходил и все такое прочее. А еще следователь будет знать, что Серг собирается маскироваться, значит, готовит тайный выход в город. Поставит вокруг дома наружку…
«Что-то ты все усложняешь, а? Ну какую, к хренам, наружку? Еще скажи – «жучок» тебе в комнату поставит! Ну и узнает, что ты купил парики, дальше что?»
«Дальше? Засвечусь я в этих париках, этот парень сложит два и два, вот и…»
«И что? Что-то ты больно уж опаслив стал. Что увидят наблюдатели? Девицу с темными или светлыми волосами, а не лысую амазонку. По-моему, ты глупишь».
«Зная, какие парики я могу носить, зная мою внешность, он может… ладно – может, я и слишком уж накрутил себя, но нужно быть осторожнее. Парень этот очень непрост».
«А девица – проста? Хочешь ее, да? Хооочешь… мечта, а не девица. И представляешь себе – она в руках этого козла! Ну что за гадство, правда?»
«Правда. Еще как правда… а чего это у нас тут происходит? Ну-ка, ну-ка? Вот черт!»
Сергей с тревогой посмотрел вперед, туда, где сейчас звенели клинки и слышались яростные крики.
Хан и Ресонг спиной к спине отбивались от группы бойцов – человек десять, не меньше, окружили их со всех сторон и яростно напрыгивали, мешая друг другу. Именно то обстоятельство, что нападавшие мешали друг другу, скорее всего и позволяло двум приятелям держаться достаточно длительное время. Это да еще мастерство фехтовальщиков, которым отличались оба охранника.
Мечи обоих мужчин ткали сложную, красивую вязь, расшивая ковер из сверкающих клинков. Трое противников уже были на земле, двое не двигались, то ли мертвые, то ли тяжело раненные, один стоял на колене, опираясь на меч, и левой рукой пытался зажать глубокую рану на боку, из которой сквозь стиснутые пальцы толчками выбивалась густая, темная кровь. По всему было видно, что парню долго не прожить – он должен был потерять сознание несколько минут назад, но каким-то чудом все еще держался, закатывая глаза и шатаясь, как под сильными порывами ветра.
Наконец и он свалился без чувств – прямо под ноги скачущим товарищам. Один из них споткнулся о раненого, потерял равновесие, открылся и тут же был наказан за ошибку жестоким уколом в живот, согнулся пополам и тоже упал на мостовую.
Сергей, не глядя, куда упадут, отбросил назад бесполезные мешки с париками, одним движением выдернул из рукавов ножи и, стартанув с места, как спринтер, бросился вперед, на помощь своим бойцам.
«Своих бьют!» – что может быть важнее этого клича для дворового мальчишки, а еще – бойца, для которого помощь товарищу на поле боя не прихоть, а средство выживания. Сегодня ты помог – завтра тебе помогут.
Сергея заметили. Кто-то крикнул: «Вот она, эта сука!» – и трое бойцов развернулись в сторону бегущей Серг, готовые отразить любую атаку.
С этого момента все стало гораздо веселее. Забылась грусть, на задний план отошли заботы, все, кроме одной – как бы ловчее воткнуть нож в придурка прямо перед тобой. Но придурок не желал, чтобы в него вогнали заколдованный нож, и делал все, чтобы лишить нападавшую такой возможности: яростно размахивал длинным куском железа так, что едва не срезал левую грудь, как бритвой снеся кусок черной курточной кожи.
Сергей уклонился от удара меча, но забыл, что его грудь выше, чем у мужчины, как минимум на несколько сантиметров – за что едва не поплатился.
Вообще-то Серг знал, что груди у него красивые, дай боги всем женщинам такие, с красивыми сосками и матовой, упругой кожей, – об этом ему сообщила Абина, да он и сам это увидел, внимательно рассмотрев себя в зеркале. Так что мысль о том, что его едва не сделали калекой, лишив красивой сиськи, привела Сергея в ярость и вызвала такое желание убить супостата, что дальше все пошло как по маслу. Он вертелся среди противников, как мангуст носится среди ядовитых кобр, и кусал, кусал, кусал… безжалостно, яростно, не оставляя никакой надежды своим противникам.
Ножи работали, будто крылья мельницы, распахивая, разрезая, протыкая тела, едва прикрытые короткими кольчужками.
За считаные секунды Серг сделал трех противников кастратами, бурно истекающими кровью, и, не дожидаясь, когда все они свалятся на землю, налетел на других, тех, кто пытался завалить Хана и Реса.
Как ни странно, теперь у этих семерых получалось лучше, чем тогда, когда против охранников стояло десять человек. Теперь каждому было место, никто никому не мешал, и это позволило нападавшим действовать гораздо эффективнее.
Хан был ранен – левая рука повисла плетью, кинжал валялся на мостовой. Рубаха на боку потемнела от крови, видно, раной на руке дело не ограничилось.
Ресонг работал обеими руками, в которых были зажаты короткие мечи, и старался прикрыть командира с левого бока. Хан отбивался с трудом, и видно было, что того и гляди упадет на мостовую, скорее всего, он потерял много крови.
На Серг никто не обращал внимания, видимо, решив, что для нее достаточно тех троих, что отсоединились от общей группы, потому он и мог сделать то, что задумал.
Остановившись, Сергей переложил нож из правой руки в левую, сунул правую за пазуху и выдернул из перевязи метательный нож. Прицелился и по своей новообретенной привычке метнул его в зад ближайшего противника. Потом другой нож, третий, четвертый… невероятно быстро и с потрясающей точностью, которой он сам не ожидал от себя.
Пока нападавшие заметили, что их закидывают ножами, четверо из них практически вышли из боя – с ножами, торчащими в анусе, особо не повоюешь.
Пятый нож прочертил глубокую борозду на ляжке противника и, отскочив от мостовой, отлетел в сторону зрителей, собравшихся возле трактира и наблюдавших за схваткой. Там он и исчез, растворившись в толпе зевак, будто упал не на землю, а в бочку с кислотой, растворяющей все, что угодно, за долю секунды. Местные обитатели не упускали возможности поживиться всем, что плохо лежит. Или удачно упало…
Оставшиеся на ногах бойцы бросились бежать, оставив товарищей истекать кровью. Раненные в зад супостаты тоже попытались скрыться, но полегли за считаные мгновения, изрубленные воодушевленными атакой командирши охранниками. Сопротивляться те практически не могли.