– Не забудем, но сейчас у нас есть еще одно дело. Не подскажешь ли заодно, где у вас тут можно найти хороших златокузнецов?
– А зачем тебе златокузнецы? – спросил Харальд, когда они наконец простились с хозяином, вышли из усадьбы и направились в предуказанном им направлении. – Хочешь заказать для Хильды новые застежки? Подождал бы, пока появится добыча.
– Златокузнец нужен не мне, вам. Но будем делать вид, что мне. Мы ведь так и не выяснили, у кого из сыновей Сигимара ваш Золотой Дракон. Но если мы спросим об этом прямо, то немедленно пойдут слухи: какие-то люди разыскивают золотую гривну Сигимара. Вы же сами видели, что здесь ничего нельзя утаить: мы вон сколько всего узнали о разных людях, даже то, о чем вовсе и не спрашивали. И если до них дойдет такой слух, они сразу поймут, кого это гривна может заинтересовать спустя столько лет.
– Но почему мы все время должны бояться, что о наших намерениях узнают? – возмутился наконец Рери. – Похоже, ты хочешь, чтобы мы мстили исподтишка. Это недостойно сыновей конунга!
– Я хочу, чтобы вы осуществили свою месть, а не пали легкой жертвой более сильных противников. Я не призываю вас нападать из-за угла… хотя иные говорят, что любая победа почетна уже потому, что она – не поражение, а какими средствами она достигнута – совершенно не важно. Но предупреждать сыновей Сигимара заранее о том, что вы идете им мстить – это совершенно лишнее, и Торир со мной несомненно согласится.
– Это верно, – кивнул старый хирдман.
– Так что сейчас нам надо выяснить, куда идти, в Ютландию, во Франкию или в Британию, не обнаруживая раньше времени ни себя, ни своих намерений.
– И как нам поможет златокузнец?
– А вот сейчас увидите. Эй, добрый человек! – окликнул Вемунд какого-то работника, тащившего со стороны моря большую корзину рыбы. – Ведь вон та усадьба – это Свиная Кожа?
– Она самая.
В усадьбе Свиная Кожа, принадлежавшей родовитому и богатому человеку, Торгейру Кривой Нос, обитал один из самых умелых кузнецов Съялланда, Ульв Пузо. Гости нашли его в кузнице, вынесенной за пределы усадьбы, подальше от жилых построек, чтобы сократить опасность пожара. Пузо у него и впрямь оказалось знатное – оно торчало далеко вперед, топорща передник из бычьей кожи. Сам Ульв был немолодым уже человеком с полуседыми волосами, следами ожогов на лице, вдавленным носом и добродушными светлыми глазами. Прерывать работу среди дня ему не слишком хотелось, но, услышав, что к нему явился по делу муж сестры смалёндского конунга, он все же вышел и остановился перед дверями.
– Неужели в Смалёнде перевелись свои златокузнецы и за ними приходится ездить на Съялланд? – слегка насмешливо осведомился он, поздоровавшись. – Когда меня просят поправить оружие, с этим дело ясное. Но отливать кольца и обручья из франских денариев и восточных скиллингов мне обычно приходится по осени, когда люди возвращаются из походов.
– Речь идет не о серебре, а о золоте! – с показной небрежностью хвастуна ответил Вемунд и даже подгладил ус, заплетенный в тонкую косичку. – У меня есть две или три марки золота, и я хочу заказать из них гривну. Я слышал, что у кого-то из свейских «морских конунгов» была такая вещь, и она приносила своим хозяевам большую честь и удачу! Я хочу, чтобы она выглядела примерно вот так!
Вемунд открыл кожаную сумочку на поясе и вынул свернутый в трубочку кусок бересты. Рери вспомнил, что еще зимой видел этот свиток: фру Торгерд и Торир вместе чертили что-то на нем, шептались и спорили. Они двое были единственными в Смалёнде людьми, когда-то видевшими Золотого Дракона. И хотя с тех пор, как они его видели в последний раз, прошло семнадцать лет, такую значительную вещь забыть невозможно, и в итоге рисунок получился очень похожим.
А нарисовать его было нелегко: старинное изделие выглядело весьма своеобразно. Гривна состояла из трех золотых обручей, искусным золотым плетением соединенных между собой, а украшали ее тончайшие узоры из напаянной проволоки, тоже золотой, и с удивительным мастерством отлитые головки драконов. По ширине ожерелье в точности соответствовало изящной женской ладони, и фру Торгерд обозначила ее, прикладывая к бересте свою собственную руку, не изуродованную, как у простолюдинок, тяжелой работой и возней со скотом.
– Вот так… – бормотал Ульв Пузо, придерживая края жесткого свитка, который все норовил снова свернуться и сохранить свою тайну. При этом ему приходилось держать бересту на вытянутых руках как можно дальше от глаз – вероятно, с возрастом у кузнеца ухудшилось зрение. – Работа старинная, таких теперь никто уже не делает. Верно, из родовых сокровищ. Лет пять назад я бы взялся, а теперь даже и не знаю… Глаза, понимаешь, уже не те… А ты знаешь, харсир, я видел похожую вещь, – добавил Ульв, как следует вглядевшись. – Очень похожую. Такое ведь не каждый день увидишь, даже не каждый год, пожалуй. А у меня ведь глаз наметанный.
«На это я и рассчитывал», – подумал Вемунд, очень довольный, что его замысел оправдался.
– Даже у знатных вождей не у каждого найдутся три марки золота… хотя двух здесь будет достаточно, я думаю. Ты хочешь точно такую же? – Ульв поднял глаза на Вемунда.
– Точь-в-точь, – подтвердил харсир. – Я хочу, чтобы она приносила мне удачу.
– Не уверен, что она будет обладать таким свойством, я ведь не из карлов. А ту, о которой ты говоришь, сделал кто-то из богов.
– И ты ее видел? Ты запомнил все особенности и можешь взять ее за образец? Удачи у меня своей немало, и гривна нужна мне только для того, чтобы этой удаче было где поселиться, ты понимаешь?
– Еще бы не понимать! Когда у человека есть три марки золота, это уже само по себе говорит о большой удаче, и ее лучше всегда носить с собой!
– Может, ты знаешь, где эта вещь сейчас? Ты ведь мог бы рассмотреть ее получше, чтобы не ошибиться.
– Так далеко мне забираться не хочется, а ты ведь не захочешь ждать, пока она вернется? Если вернется…
– Так далеко – это куда?
– В последний раз я ее видел два года назад на шее у Ингви конунга, брата Сигурда конунга. А он отправился во Франкию. Но там, слышно, у них не очень хорошие дела. Рагнфрид Железный, говорят, погиб, то ли утонул в море, то ли сам умер, а что с Ингви конунгом, с которым они вместе туда пошли, я и не знаю. Так что можешь надеяться, Вемунд харсир, что твоя гривна будет единственной и не имеющей себе равных! Но уж не обессудь, если выйдет не совсем то. С такой тонкой работой мои глаза уже не совладают, а Кальв хоть и довольно толковый парень, но больше по части железа. Золото его не слишком любит. Да и где ему набраться опыта работать по золоту, при нынешних-то делах… Вот когда Рагнар конунг, Рагнар Кожаные Штаны, приходил из похода, то золота было как песка морского, а молодая рабыня стоила всего три или четыре эйрира серебром. Вот какие люди раньше были… Теперь таких не делают.
Уговорились на том, что Вемунд привезет свои три марки золота, когда вернется. Конечно, хотелось бы идти в новый поход уже с воплощенной в золоте «удачей» на груди, но такая сложная работа требует времени, а харсир, пришедший с целым войском, не может долго ждать.