На глаза Рери попался Хериберт. Невозмутимый бенедиктинец, и сюда за ними увязавшийся, сидел у костра и что-то втолковывал Орму. Напрасный труд: во-первых, про христианского бога Орм слыхал и раньше, а во-вторых, он вообще был из тех, кто уважает богов, но полагается в основном на свою силы и удачу. Рери, надо сказать, тоже все больше склонялся именно к этой точке зрения. Здесь, за морем, Один и Тор едва ли помогут, христианский местный бог слишком слаб, чтобы кому-то помочь, а удача… Золотого Дракона надо еще найти и вернуть в род, сам он ведь не приползет. А чтобы найти и одолеть Ингви конунга, удача нужна здесь и сейчас. Получался колдовской круг, но Рери не собирался сидеть и ждать, что подскажут сны. Надо что-то делать, надо напрягать все силы души и тела – и круг будет разорван, удача придет.
– Ты, Хрёрек, тоже хочешь послушать? – дружелюбно обратился к нему Хериберт, уловив на себе рассеянный взгляд юного вождя. – Я рассказываю Орму о чудесах святой Хионии. Ее чудотворные мощи находятся в сен-кантенском монастыре Святой Троицы, и многим страждущим они принесли облегчение. Орм жалуется, что его рука все еще болит и немеет после раны – я думаю, что если бы он попросил святую Хионию об исцелении, она могла бы помочь. Конечно, чудеса редко свершаются для язычников, но даже сам Господь не жалел своей благости для иных из них, и не стоит терять надежды.
– Будем в Сен… как ты сказал? В общем, будем там – посмотрим, – согласился Рери. – Подойди-ка сюда, Хериберт. Скажи-ка, – продолжал он, понизив голос, когда монах перебрался ближе и сел на землю возле него. – Тебя ведь не затруднит дойти отсюда до Сенвалерика, до моего брата Харальда?
– Конечно, нет. – Монах даже удивился. – Редко ли я совершал этот путь, в те дни, когда…
– Потом расскажешь. Так не хотел бы ты прогуляться по вечерней прохладе?
– Ты хочешь, чтобы я вернулся в Сен-Валери? Но зачем?
– Ты найдешь моего брата Харальда, я дам тебе свой перстень, чтобы тебя пропустили и разбудили его, если он спит. И ты расскажешь ему все, что здесь видел. Что в городе пять сотен норвежцев, а еще пять сотен ушли в это… Сенрикен. Что нужно разбить тех или этих до утра, потому что утром они соединятся. И ты проводишь Харальда с войском туда, куда он решит – сюда или в Сенрикен.
– Ты хочешь убить этих людей? – Хериберт взглядом показал на норвежцев, чуть поодаль сидевших возле своих костров, и поднял на Рери вопросительный взгляд.
– Я хочу одержать победу. А иного способа, кроме как разбить их по частям, у меня нет.
– Но тогда кровь их будет и на моих руках. А этого я делать не стану.
– Не станешь? – Рери в гневе вскочил на ноги. – Да кто ты такой, собака? Я могу убить тебя хоть сейчас! Я мог убить тебя еще там, возле моря. Я подарил тебе жизнь, и она все еще в моих руках! А ты еще будешь выбирать, что тебе делать, а что нет!
– Моя жизнь в твоей воле, Хрёрек. – Хериберт тоже встал, по своей привычке взявшись за собственные локти и опустив голову, ухитряясь в этом смиренном положении сохранять твердый и непреклонный вид. Рери уже готов был восхищаться этой его способностью, но пока не понял, как тот это делает. Волнение его выражалось только в том, что он чаще обычного дергал головой и моргал левым глазом. – Но совесть моя не позволяет мне участвовать в столь богопротивном деле.
Рери глубоко вздохнул, с усилием подавляя досаду и желание заорать или смазать упрямца по зубам. Почему-то он знал, что ни это, ни более решительные способы воздействия тут не помогут. Да и внимания норвежцев к их беседе привлекать не следовало. Поэтому он снова сел и знаком велел упрямому монаху опуститься рядом. Ведь он хотел, чтобы Хериберт не просто согласился уйти из-под стен каструма, но действительно дошел до Харальда и передал все, что нужно.
– Скажи: что тебе дороже всего? – почти спокойно спросил Рери, сердито глядя на бенедиктинца.
– Спасение души.
– Что?
– Я знал, что ты не поймешь… Ты ведь хочешь знать, что для меня дороже здесь, на земле?
– Да. Ты говорил, у вас там. – Рери махнул рукой в ту сторону, где остался злосчастный поселок Сен-Валери и давшая ему имя обитель, – были какие-то сокровища. Ты не хочешь получить их назад?
– Ты предлагаешь их вернуть?
– Подумай своей упрямой головой. – Рери с презрением посмотрел на выбритую макушку монаха, к нелепому виду которой никак не мог привыкнуть. – Если ваши сокровища останутся у Хёгни и Оттара, то вы их не увидите больше никогда. А если они попадут ко мне, то я обещаю их вернуть тебе. Ну, может, не все, потому что я не могу решать за всю дружину, люди должны получить свое вознаграждение. Но хотя бы часть ты получишь. Это достаточная плата за то, чтобы пройти четыре «роздыха»?
Брат Хериберт задумался; Рери молча ждал.
– Я соглашусь помочь тебе, но при одном условии, – начал он. Рери продолжал молча ждать. – Ты вернешь мне самые драгоценные сокровища – моих братьев из нашей обители. Восемь добрых братьев святого Бенедикта из Сен-Валери да двадцать братьев из Сен-Рикье во главе с аббатом попали в плен, и им грозит пережить все те же невзгоды, что выпали на мою долю, если не худшие. Верни им свободу, чтобы они продолжали славить Господа в наших святых местах, где молитвы к престолу Его возносятся уже более двухсот лет, и не пересох бы источник духовной влаги…
– Ты хочешь получить назад своих людей? – уточнил Рери, поняв, что главное сказано и дальше начинаются «стихи», как называл Орм малопонятные речи монаха.
– Ты понял меня.
– Ты их получишь. Доволен?
– Выбирая между спасением собак и детей, надлежит выбирать детей. Впрочем… – Хериберт вдруг смутился, осененный новой мыслью. – Добрые христиане, убитые язычниками, припадут к престолу Господа, Отца нашего. Но язычники, погибшие во мраке, обречены лишиться спасения навеки. Быть может, они могли бы принять в сердца свои слово Божие…
– Духовный источник пересохнет! – напомнил Рери, уже теряющий последние остатки терпения. – Ты сказал, что согласен.
– Я согласен. Но я прошу тебя, Хрёрек, еще об одном одолжении. Пока я остаюсь с тобой и твоими людьми, позволь мне нести им слово Божие. Я сейчас подумал, что, возможно, Господь, столь упорно сводя меня с воинственными язычниками, желает, чтобы я просветил их жестокие сердца и смягчил их учением любви к ближнему…
– Неси, неси, – позволил Рери. – Но сначала отнеси мои слова Харальду и Вемунду, это будет для меня не менее ценно.
– Это только ты так думаешь. Но я не теряю надежды. В душе твоей есть искра, Хрёрек, она не окончательно огрубела среди ваших жестоких заблуждений. Ты доступен голосу милосердия и сердечного участия, и я верю, что со временем проникнет в нее образ Христа, который есть Слово, Мудрость, Свет…
– Смотри на людях обо мне такого не скажи! – предостерег Рери, уже почти привыкший к чудачествам Хериберта и не принимавший их близко к сердцу. – А то еще уважать перестанут из-за твоих глупостей. Вот тебе, – он стянул с пальца серебряный перстень, который ему на прощание подарила Хильда, и сунул в руку Хериберту. У Харальда имеется точно такой же, поэтому сомнений не возникнет. – Покажешь нашим. А теперь извини, мне придется обойтись с тобой грубо. Иначе они могут и тебя не выпустить.