– Ладно, – сказал он. – Пойдем, покажу фронт работ.
Через двадцать минут Рита, одетая в спецовку и резиновые перчатки, в компании еще двух посудомоек, казашки и узбечки, драила посуду, которой, казалось, конца и края не будет.
Так прошел час. Потом второй. Потом третий. Минут за двадцать до конца смены в комнату вошел Василий Петрович.
– Ну? – обратился он к Рите. – Как тут у тебя дела? Все получается?
Рита выпрямилась и, обернувшись, устало вытерла предплечьем потный лоб.
– Да, Василь Петрович, – сказала она. – Все хорошо.
– Вот и славно, – улыбнулся управляющий. – Вижу, Рита, ты работящая женщина.
Василий Петрович покосился на казашку и узбечку и качнул головой в сторону. Те прекратили работу и, не говоря ни слова, вышли из комнаты. Управляющий перевел взгляд на Риту.
– Ты молодец, – с улыбкой сказал он. – Главное – хорошо работать и не выпендриваться? Ты согласна?
– Да, – сказала Рита, хотя не совсем понимала, о чем он говорит.
Василий Петрович улыбнулся еще шире.
– Работай на совесть, и мы подружимся, – сказал он. – А если мы подружимся…
Управляющий шагнул к Рите, его широкая ладонь легла ей на ягодицу. Рита замерла с мокрой тарелкой в руках.
– Если мы подружимся, ты всегда сможешь рассчитывать не только на зарплату… – Василий Петрович наклонился к уху Риты и тихо проговорил, обдав ее щеку жарким дыханием: – …Но и на премию.
– Да, Василь Петрович, – пролепетала Рита. – Спасибо.
Рита опустила руку и слегка оттолкнула от себя управляющего – не грубо, но так, чтобы он понял напрасность своих приставаний. Однако Василий Петрович был настойчивее, чем она подумала. Он снова тесно прижался к Рите сзади и обнял ее руками за талию.
– Да ладно тебе, – ласково сказал он. – Я ж по-доброму. Если боишься, что нас застукают, так не бойся. Сюда никто не войдет, я распорядился.
– Василь Петрович, уберите руки, – сказала Рита. – У меня есть муж.
– Твой муж объелся груш, сама ведь сказала, – иронично проговорил управляющий. – И потом, я ж не замуж тебя зову. Так, развлечемся немного, да и все. Ты мне, я – тебе. М-м? – мяукнул он ей в ухо и коснулся губами ее щеки.
Рита снова оттолкнула от себя управляющего, на этот раз настойчивее, чем прежде. Толстяк отпрянул, но ему это явно не понравилось.
– Зачем же так грубо? – обиженно проговорил он. – Начальство нужно любить, милая. И тогда начальство полюбит тебя.
Он в третий раз приник к ней сзади и, обняв, положил ей лапищу на грудь. Сжал грудь пальцами.
– Ну, не кобенься! Тебе понравится, вот увидишь.
Рита почувствовала, как напряглись его брюки.
– Убери руки, – процедила она сквозь зубы. – Убери руки, гад. Ну!
Рита снова с силой оттолкнула его от себя. Василий Петрович остановился, пару секунд смотрел на нее удивленным взглядом, потом нахмурился и сказал:
– Даю тебе срок до завтра. Передумаешь – останешься работать. Нет – вылетишь за дверь. А времена нынче трудные, новую-то работу поди поищи, верно?
– Вы не можете, – сказала Рита. – У меня двое детей.
– Вот и подумай о своих детках. Слушай, милая, я тебе еще одолжение делаю. Ты в зеркале-то себя видела?
Рита молчала. Василий Петрович улыбнулся и сказал насмешливо:
– И не забудь завтра надеть чистые трусы!
Он хохотнул, повернулся и вышел из комнаты.
Рита стояла у раковины, оцепенело глядя на грязную посуду. Она все еще чувствовала толстую руку управляющего у себя на груди, и это ощущение вызывало у нее тошноту и желание помыться.
* * *
Высокий человек в строгом дорогом костюме сидел за широким столом цвета венге. Он был худ и морщинист, но не выглядел стариком; казалось, морщины его – не зарубки, оставленные временем, а результат излишней жесткости, вызванной внутренним холодом, – как трещины на промерзшем куске дерматина. Человека звали Константин Олегович Кальпиди. Многие подчиненные по привычке называли его «Генерал», хотя он давно вышел в отставку.
В дверь постучали.
– Да, – громко сказал Кальпиди.
Дверь открылась, в кабинет вошел мужчина средних лет, неприметной наружности, с выправкой военного. Он прошествовал к столу и встал перед высоким человеком по стойке «смирно». Кальпиди не пригласил его присесть.
– Докладывайте, – сухо проговорил хозяин кабинета.
– Профессор Старостин ушел от преследования и уничтожил мобильник, – сказал неприметный мужчина. – Но мы его ищем. И обязательно найдем.
Кальпиди задумчиво побарабанил по столу длинными сухими пальцами.
– Есть вероятность, что он успел все разболтать журналистам? – спокойно осведомился он.
Неприметный мужчина чуть качнул головой:
– Нет. Не думаю. Иначе бы мы об этом узнали. Мы контролируем информационные потоки.
– Хорошо. Что по «объекту два»?
– Пока не удалось напасть на след.
– Профессор Старостин не только моя проблема, но и твоя. Я хочу, чтобы ты четко себе это представлял. Это наша общая головная боль.
– Я понимаю.
– Докладывай мне о каждом шаге расследования.
– Хорошо.
– Если нужно еще кого-то подключить – требуй.
– Буду.
– Все, свободен.
Кальпиди открыл ящик стола и достал из него кожаный холдер, такой же, как у профессора Старостина.
Он, едва касаясь, почти нежно, провел кончиками пальцем по запечатанной пробирке. В холодных глазах его проступило что-то человеческое, почти мечтательное.
Кальпиди закрыл холдер и положил его в ящик стола. После чего задвинул ящик и, нажав на неприметную кнопку, запер его на кодовый замок.
Уставшая, растерянная, выжатая как лимон, Рита плелась по вечернему городу к дому, где жила Нина Ивановна и где сейчас обитали ее детишки Лиза и Лешка. Одета она была в курточку и джинсы, которые подарила ей Нина. Волосы убрала под вязаную шапочку, тоже подаренную Ниной. Из пластикового пакета, который Рита несла в руке, торчала верхушка хлебного батона, купленного в продуктовом магазине «Грошик» за тридцать пять рублей. Со скидкой… Потому что ему несколько дней, и он черствый.
«Черствый, – отупело думала Рита. – Черствый… Черствый… Черствый!..»
В душе у Риты было пусто и безысходно. Перед глазами мелькали тошнотворные картинки одна другой мрачнее. Черные риелторы, спаивающие ее мужа, откровенно смеющиеся над ним и над Ритой, знающие, что управы на них нет… Девочка-подросток и ее дружок, обзывающие Риту деревенской дурой… Лощеный богач – ухмыляющийся, бесстыдно вываливший перед ней свое «хозяйство», писающий ей на туфли… Жирное лицо управляющего, похожее на срез докторской колбасы… Его пальцы у Риты на груди; пальцы, похожие на белых толстых червей…